Я остановился у кромки леса и развернул Ветерка навстречу преследователям, вскинул арбалет. Первым же выстрелом снял летящего впереди всех всадника, отбросил арбалет – выстрелить все равно больше не успевал. Выхватил два ножа и, когда позволило расстояние, бросил с обеих рук, попал, потом пришел черед меча. По обе стороны тропы рос довольно густой кустарник, и, заблокировав тропу, я, пока буду жив, никого не пропущу.
На удачу, среди них почему-то был только один лучник, которого я свалил, попав в глаз метательным ножом.
Иннгулы, видно, не ожидали такого отпора и немного замешкались, а вот мы с Ветерком нет и рванули им навстречу – расстояние-то было всего три-четыре метра. Ветерок ударил грудью в плечо низкорослую лошаденку, повалив ее вместе со всадником, я в это время отрубил руку с мечом еще одному степняку. А дальше… дальше началась свалка.
Я чувствовал, что Ветерок держится из последних сил: все-таки длинный переход и отсутствие корма дает себя знать. Он уже начал пошатываться, поэтому я соскочил с него, хлопнул по крупу, отправив себе за спину. И еще я ошибся, думая, что лучник был один, а может, просто кто-то подхватил лук убитого, но вдруг бедро правой ноги обожгло болью, и, глянув вниз, я увидел, что оно насквозь пробито стрелой.
Времени на то, чтобы обломить наконечник и выдернуть ее, не было. С раной перейти в ускорение тоже было проблематично, я рубил и рубил мечом. И мне было все равно – я не выбирал, конь это или всадник, ярость, боль и страх витали над тропой, красный туман застилал мне глаза и рукоять меча, залитая кровью врагов, скользила в руке. «Как можно дольше их задержать, – крутилось в голове, – как можно дольше…» А потом пришла темнота, и я умер.
Как же больно, как больно! Казалось, голова сейчас разорвется на тысячу кусков, болела каждая клеточка тела, мне даже дышать было очень больно и невозможно, я просто тонул в этом океане боли. Если я умер, почему же мне так больно? С трудом открыв глаза, увидел склоненную надо мной голову Ветерка и вдруг услышал шепот…
– Лесик, я боюсь… Он шевелится, Лесик! Давай уйдем.
Второй голос стал возражать:
– Ну чего ты боишься, я же с тобой, ты знаешь, какой я сильный! Не бойся, ты постой здесь, а я посмотрю.
И в моем поле зрения возник мальчишка лет шести-семи, посмотрел на меня и серьезно спросил:
– Дяденька, а ты живой?
– Наверное, да, – прохрипел я, и в голове словно взорвалась бомба.
Ветерок, услышав мой голос, фыркнул и радостно заржал, тряся гривой. Мальчишка испуганно отскочил. И я, как бы ни было больно мне говорить, попытался его успокоить: