Причёски нет, по-видимому, никакой. Кашемировым тюрбаном, как я догадываюсь теперь, прикрыто то, что случается с большинством пациентов онкологических центров. Волосы выпали, скорей всего.
— А детей к моим годам, слава Богу, у меня нет. Иначе бы я кинулась давно, — буднично продолжила тему своего возраста моя собеседница. Предваряя, видимо, мой следующий вопрос.
Какое слово подобрала… «Кинулась». Смысл его в разрезе её диагноза мне понятен, абсолютно. Но это слово не подходит к этой юной, по сути, особе. Молодая, красивая. Если и кидаться, то только в борьбу за здоровье. И всё равно, есть дети, или нет.
А она продолжила:
— Я с мужем развелась из-за этого. Мы десять лет вместе были, и всё — никак. Лечились, ЭКО, гормоны, уколы, таблетки, подсадки, и всё — никак. Мы решили прекратить это мучение друг друга, начать жить заново — каждый сам. Может, по отдельности у каждого получится? В других браках, с другими партнёрами? Мы не ссорились, не обвиняли друг друга. Разошлись спокойно, как интеллигентные люди. И я вернулась в свой родной город, к брату. Он на шесть лет младше меня, но такой уже большой дядька сейчас! Финансовый директор логистической компании, карьера на взлёте, не женат пока. А для меня он по-прежнему младший братишка, которого я растила с двенадцати лет…
И снова замолчала выжидательно. Смотрит на меня, как я отреагирую. Продолжать? Не продолжать? И насколько глубоко можно продолжать?
Это эффект попутчика. Классический эффект попутчика. Когда вокруг все заняты своими делами, как, например, мой мирно спящий сосед.
Или влюблённая пара загоревших отпускников, воркующая на креслах перед нами о своём, о личном.
Или на местах «АВС» тщетно пытающиеся увлечь игрой малыша молодые родители.
Когда всем — не до вас, есть место диалогу чужих людей.
Два незнакомых до этого соседа по купе, салону самолёта, шезлонгу на верхней палубе парохода могут стать самыми близкими людьми. На очень короткое время, правда. Но — с максимальной искренностью. Но — только на очень далёком расстоянии от места постоянного жительства. Где каждый встречный телеграфный столб может тебе сказать: «Доброе утро, Людмила Владимировна!» А сарафанное радио может разнести твои личные переживания от крыльца к крыльцу, от подъезда к подъезду.
Именно уверенность в том, что всё сказанное попутчику не станет достоянием общественности, не будет предано огласке в очереди в поликлинике или на собрании в школе, а также не дойдет до ушей близких тебе людей, — позволяет в дороге незнакомым людям доверять свои тайны. Выговориться, как на исповеди, не боясь последствий этой душевной ломки.