— Война требует денег. Не мы развязали войну. — Чеченец бесшумно поставил пиалу и смотрел на Бернера рыжими глазами.
— Остановка войны тоже их требует, — заметил Бернер.
— Вы должны быть уверены, что любое замедление или приостановка войны со стороны России будут нами оплачены.
— Главной платой, которую мы от вас ожидаем, остается договоренность сохранить в целостности весь нефтекомплеке. Наши войска, при любой интенсивности боевых действий, не тронут трубу и заводы. Вы должны со своей стороны сделать то же самое.
Чеченец с поклоном прижал руку к сердцу, давая понять, что их договоренность является не просто соглашением партнеров, но клятвенным обещанием.
— Мы, чеченцы, держим слово. В знак своего уважения Джохар посылает вам скромный новогодний подарок.
Он извлек из кармана крохотную коробочку. Раскрыл ее. Извлек из сафьяна золотой перстень. Протянул Бернеру.
Бернер принял тяжелый сияющий перстень, на котором арабской вязью были выведены речения пророка. Надел на палец. И почувствовал, как из перстня ударила жестокая, убивающая его сила, словно это был золотой отточенный зуб беспощадного зверя.
Поспешил сиять перстень. Побледневший, испуганный, провожал гостя до дверей. Смотрел на палец, где виднелся розовый воспаленный ожог.
Он вызвал к себе Ахмета:
— Ну что, посмотрим твою олимпийскую деву?
— Я бы не советовал, Яков Владимирович. Но если настаиваете, посмотрим на расстоянии, в тире.
Они рванули по Москве на двух машинах. На передней, обтекаемой и стремительной, как хищная рыба, — Бернер с Ахметом. На второй, тяжелой и мордастой, как бульдог, — охрана. Мчались, пульсируя злой мигалкой, включая сирену, прорываясь на перекрестках под красный свет.
Бернер смотрел на заснеженные московские фасады и не мог понять, какая больная, извращенная страсть заставляет его мчаться, чтобы взглянуть на убийцу Вершацкого. Какое неутолимое порочное любопытство побуждает его посмотреть на женщину, которая через час всадит пулю в недавнего друга. В этом любопытстве был мучительный интерес, который вызывает любая смерть. И двойной интерес к той, что является орудием смерти. И к себе самому, обрекающему на смерть недавнего закадычного друга, вкладывающему винтовку в руки платному убийце. И влечение к женщине-убийце, тайное желание обладать ею и через это обладание освятить предстоящее действо, превратить его в жертвоприношение, в ритуал, в эротический культ. И, конечно же, влечение к Вершацкому, наивно предполагающему жить, любить женщин, увеличивать свое богатство и сегодня вечером повидаться за уютным столиком с ним, Бернером, предаться сентиментальным воспоминаниям. И к любовнице Вершацкого, которая родила и ждет к себе молодого отца, чтобы показать ему млечного младенца.