Кудрявцев, офицер, посвятивший себя служению, не понимал причин этого разложения, не находил его глубинных истоков. Был почти равнодушен к чеченскому генералу, казавшемуся ничем не хуже и не лучше других, русских, украинских, казахских, отпавших от великой армии, отломивших от нее сочный ломоть, жадно этот ломоть проедавших.
Стоя в степи на подступах к Грозному, разглядывая в бинокль туманные микрорайоны, слушая разведсводки и радиоперехваты, Кудрявцев изменил свои представления о мятежном Дудаеве. Генерал постепенно превратился для него в противника, обладающего войском. Однако это войско не в силах было устоять перед натиском полков и бригад и должно было рассыпаться, как рассыпается глиняное, покрытое трещинами блюдо с глазированными цветками и ягодами, когда бьют по нему молотком.
Теперь в сумраке зимнего сада, окруженный огнями, грудами голубоватого снега, глядя на близкие виноградины, в каждой из которых теплилась малая золотая искра, Кудрявцев подумал о Дудаеве как о чем-то уже прошедшем, исчезнувшем, что растаяло и пропало, едва в город вошла могучая колонна бригады.
Все расселись. Стол наполнился красивыми дружелюбными людьми, каждый из которых словом, взглядом или жестом старался выразить расположение гостям. Передавал ножи и вилки. Наливал в граненый стакан вино. Клал на тарелку ломоть вареного, окутанного паром, на белой скользкой косточке мяса. Или просто издалека улыбался, прижимал к груди руку, кланялся, если встречался глазами с Кудрявцевым.
— Дорогие гости, воины нашей армии! — Чернокудрый Исмаил поднялся, держа в руках налитый вином стакан. Он был мужествен, красив со своими смоляными кудрями, белой рубахой, золотой цепочкой на крепкой округлой шее. Напоминал киноактера. Его речь, торжественно-дружелюбная и одновременно властная, выделяла его среди остальных. Он был главный, хозяин дома, ему мгновенно подчинялись. По его взгляду и жесту молодые люди кидались и приносили ему то чистое полотенце, то миску с кусками мяса, то еще одну расшитую цветной шерстью подушку. — Дорогие братья! Приветствую вас за этим новогодним столом в простом чеченском доме! Вы далеко от ваших семей, от ваших матерей и сестер. Мы — ваши братья, ваши самые близкие родственники. С Новым годом!
Он поднял к губам стакан, пил темное, уменьшающееся в стакане вино, двигая сильным смуглым кадыком, и цепочка у него на шее дрожала. Кудрявцев выпил свое вино, испытав наслаждение от терпкой душистой сладости. Мягкая теплая струя пролилась в него, и он через мгновение почувствовал, как легчайший сладкий дурман коснулся его глаз.