. А Ларошфуко слыл человеком очень серьезным и заслуживающим доверия.
Корсо глядел на меня во все глаза. Он был не из тех, кого можно легко чем-то поразить, особенно когда речь шла о книгах, но услышанное явно ошеломило его. Позднее, узнав Корсо лучше, я задумался: а было ли его тогдашнее изумление искренним, или он пустил в ход очередной профессиональный трюк, разыграл передо мной хитроумную комедию? Теперь, после того как все закончилось, у меня не осталось и тени сомнения: я был для Корсо источником информации, и он меня обрабатывал.
— Все это очень интересно, — сказал он.
— Если вы отправитесь в Париж, Репленже расскажет вам гораздо больше моего. — Я глянул на рукопись, все еще лежащую на столе. — Хотя я не уверен, что расходы на поездку оправдают себя… Сколько может стоить эта глава при нынешних ценах?
Он снова принялся грызть ластик на конце карандаша, изображая скептицизм.
— Немного. На самом деле я туда поеду по другому делу.
Я грустно и понимающе улыбнулся. Ведь все, чем владею я сам, вся моя скудная собственность — «Дон Кихот» Ибарры[9] и «фольксваген». Надо ли пояснять, что автомобиль обошелся мне дороже книги.
— Догадываюсь, о чем речь, — сказал я.
Корсо скорчил гримасу — что-то вроде кислого смирения, — и при этом стали видны его кроличьи зубы.
— Да, и так будет продолжаться до тех пор, пока Ван Гог и Пикассо не встанут у японцев поперек горла, — заметил он. — Тогда они начнут вкладывать деньги исключительно в редкие книги.
Я вспыхнул от негодования и откинулся на спинку стула:
— Спаси нас от такого Господь.
— Это ваша точка зрения, сеньор Балкан. — Он лукаво смотрел на меня сквозь перекошенные очки. — А вот я надеюсь на этом хорошо подзаработать.
Он сунул блокнот в карман плаща и поднялся, повесив холщовую сумку на плечо. И я еще раз подивился его показной беззащитности, его вечно сползающим на нос очкам. Потом я узнал, что он жил один, в окружении своих и чужих книг, и был не только наемным охотником за библиографическими редкостями. Еще он любил игры по моделированию наполеоновских войн — мог, например, по памяти восстановить точный ход какой-нибудь битвы, случившейся накануне Ватерлоо. Была на его счету и какая-то любовная история, довольно странная, но подробности я узнал лишь много позже. И тут я хотел бы кое-что пояснить. По тому, как я описал Корсо, может сложиться впечатление, будто он безнадежно лишен каких-либо привлекательных черт. Но я, рассказывая всю эту историю, стремлюсь быть прежде всего честным и объективным, поэтому должен признать: даже в самой нелепости его внешнего облика, именно в той неуклюжести, которая — уж не знаю, как он этого добивался, — могла быть разом злобной и беззащитной, наивной и агрессивной, крылось то, что женщины называют «обаянием», а мужчины — «симпатией». Да, он мог произвести благоприятное впечатление, но оно улетучивалось, стоило вам сунуть руку в карман и обнаружить, что кошелька-то и след простыл.