и распили еще несколько бутылок. И выпили тост за старину Мелвилла в тот самый миг, когда «Рахиль», блуждая в поисках своих пропавших детей, нашла еще одного сироту.
Так все было. И теперь, стоя перед дверью комнаты номер 206, Корсо не чувствовал злобы, какую должен испытывать человек, готовый обвинить друга в предательстве; возможно, в глубине души охотник за книгами считал, что в политике, бизнесе и сексе предательство — всего лишь вопрос времени. О политике здесь речи идти не могло, оставалось выяснить, чем именно — бизнесом или сексом — объяснялось присутствие Ла Понте в Париже. Наверное, так сложились обстоятельства. Во всяком случае, даже теперь, сильно разозлившись, Корсо и мысли не допускал, что Флавио впутался в сомнительную историю только из-за денег. Он без труда восстановил в памяти образ Лианы Тайллефер, какой она была во время краткой схватки у него дома: красивая и чувственная, с широкими бедрами, белотелая, изнеженная, пышущая здоровьем — роковая женщина типа Ким Новак. Корсо поднял бровь, как бы в знак того, что понимал мотивы книготорговца. Кстати, дружба проявляется как раз в таких мелочах. Возможно, именно поэтому возникший в двери Ла Понте и не заметил на лице Корсо враждебности. Флавио стоял на пороге — заспанный, босой, в пижаме. Он успел лишь широко открыть рот от изумления, но Корсо сильным ударом кулака тотчас закрыл его, и Ла Понте кубарем покатился в дальний угол комнаты.
При других обстоятельствах Корсо, надо думать, получил бы удовольствие от такой сцены: номер-люкс, в окне — обелиск Согласия, на полу толстый ковер, огромная ванная комната. Ла Понте лежит на ковре и потирает разбитую челюсть, пытаясь при этом сконцентрировать поплывший от удара взгляд. Большая кровать, на подносе — завтрак на две персоны. В постели сидит Лиана Тайллефер — белокурая, неотразимая, пышные белые груди — одна вылезла наружу из выреза шелковой ночной рубашки, в руке — надкусанный тост. Соски диаметром сантиметров пять, бесстрастно прикинул Корсо, закрывая за собой дверь.
— Доброе утро, — сказал он.
Потом шагнул к кровати. Лиана Тайллефер, застыв от неожиданности, по-прежнему с тостом в руке, тупо следила глазами, как он сел рядом с ней, бросил холщовую сумку на пол, окинул взглядом поднос и налил себе чашку кофе. Так прошло полминуты — а может, и больше. И никто не проронил ни слова. Наконец Корсо отпил глоток кофе и улыбнулся вдове.
— Помнится, — небритые щеки Корсо казались более впалыми, чем обычно, а улыбка напоминала лезвие кинжала, — при последней нашей встрече я вел себя грубовато.