… «Я отомщу тебе! — пригрозил он, изображая из себя графа Монте-Кристо. — Я выведу на чистую воду твоего обожаемого Дюма, который ставил собственное имя под чужими романами. Я сделаю достоянием публики рукопись, и все увидят, как стряпал свои тексты этот интриган и лицемер. Да, я наплюю на правила Клуба, глава принадлежит мне, и я продам ее кому пожелаю. Так что, Борис, — берегись…»
— Сильный удар!
— Никто не знает, на что способен автор, когда задевают его самолюбие, пренебрегают его творением. Итак, Энрике выставил меня за дверь. Потом я узнал от Лианы, что он позвонил этому книготорговцу, Ла Понте, и предложил рукопись. По его разумению, он вел себя хитро и предусмотрительно, как Эдмон Дантес. Он ведь вознамерился раздуть скандал так, чтобы самому остаться в стороне. И тут в историю вмешались вы. Вообразите мое изумление, когда я увидел вас на пороге с главой романа под мышкой.
— Но вы чувств своих не выдали.
— Разумеется! Ведь после смерти Энрике мы с Лианой посчитали рукопись безвозвратно утраченной.
Я наблюдал, как Корсо роется в кармане плаща, достает оттуда мятую сигарету… Он сунул ее в рот и, забыв зажечь, сделал несколько шагов по террасе.
— Ваша история нелепа и абсурдна, — заключил он. — Эдмон Дантес никогда не покончил бы с собой, не отомстив обидчикам.
Я кивнул, согласившись с ним, хотя в тот миг он повернулся ко мне спиной и кивка моего видеть не мог.
— Дело на этом не кончилось, — сказал я. — На следующий день после нашего объяснения Энрике явился, чтобы сделать последнюю попытку меня уговорить… Чаша моего терпения переполнилась — как вы понимаете, шантажа я простить не мог. И вот, выйдя из себя, я достал козырную карту: сказал, что его роман не только очень дурно написан, нет, суть в другом: читая его, я находил там подозрительно знакомые вещи… Тут я сходил в свой кабинет и отыскал старый-престарый том «Народного иллюстрированного романа». Редкое и мало кому известное издание конца прошлого века. Я открыл книгу на первой странице — сочинение было подписано неким Амори из Вероны — именно так! — и озаглавлено «Анжелина де Гравайяк, или Незапятнанная честь». Я прочитал вслух первый абзац — Энрике побледнел, словно из могилы поднялся призрак этой самой Анжелины. В сущности, нечто подобное и произошло. Понадеявшись, что никто не помнит этой книги, он переписал роман почти дословно — за исключением одной главы, которую целиком украл у Фернандеса-и-Гонсалеса. Эта глава, кстати, была лучшей в тексте Энрике… Я тогда пожалел, что не имел под рукой фотоаппарата и не запечатлел своего гостя: он поднес руку к челу и воскликнул: «Проклятие! Все кончено!» Больше я не услышал от него ни слова, только какие-то астматические хрипы — он буквально задыхался. Потом резко развернулся и кинулся домой. И там повесился.