Пока она переодевалась, солнце скрылось за пока еще кучевыми облаками, а темнота приблизилась. Ирина решила не раскладываться на песке, искупаться и бежать домой.
Мягкая и теплая вода приняла ласково, как на море, и долго не отпускала. Отплыв от берега на пару с дородной пенсионеркой в соломенной шляпе, Ирина наводила руками круги в воде, наслаждаясь полузабытым блаженством легкого тела, готовая позабыть о надвигающейся грозе и о всех тревогах на свете.
Когда она вышла на берег, на минутку выглянуло хитрое солнышко и так мило пригрело, что совсем расхотелось уходить. Хоть бы немного ей подзагореть. Дима говорил, что под вечерним солнцем это возможно.
Ирина попросила грозу подождать и улеглась, подставив солнцу и облакам ноги с загоревшими упругими икрами и белыми стареющими бедрами, длинные руки, узкие плечи, плоский бледный живот и тонкую шею с морщинами, выдающими возраст худеньких женщин.
Закрыв глаза, она поплыла по волнам безмятежности, радуясь игре радужных зайчиков, возвещающей о проглядывавшем солнце, и грустя, когда они пропадали. Когда она совсем загрустила, глаза открылись, и перед ними оказалось затянутое тучами небо. Ирина села, огляделась вокруг. Люди разбежались. На всем берегу осталась загоревшая дама с двумя внучками, из которых старшая, лет десяти, недовольно кривила губы, и двое девчонок-подростков в белых трусах и темных футболках на голое тело, азартно толкающихся в воде у берега.
Кривившая губы внучка имела какие-то претензии. Бабушка ее увещевала, призывая понять маму, которой тоже нужно отдохнуть. Она взывала к жалости и совести ребенка, но губастая упитанная девочка гнула свою линию.
У дамы была высокая прическа, она молодилась, с внучкой говорила ровно, как с ровесницей. Ирина позавидовала ее выдержке. На ее месте она давно поддала бы по вредным толстым губам. Дама пока держалась, хотя призывала в помощь, похоже, последние аргументы: и зачем ей такие черствые дети, и лучше уехать от них во Францию. Интересно, почему во Францию? Она там живет?
Потянул, и все свежее, ветерок. Ирина подхватила вещи, побежала переодеваться.
Одев сухое, она решила переждать дождь, заняв один из грибков с синей крышей. Под соседним, с желтой крышей, молодящаяся бабушка переодевала младшую внучку. Одетая старшая стояла рядом и все еще дулась. Подростки внизу продолжали баловаться.
Баловницам было лет тринадцать. Одинакового роста, коротко стриженые. Одна плотная, с оформившейся грудью, другая — худая и безгрудая, какой в ее возрасте была Ирина.
Ирина вспомнила, что они со Светкой тоже бесились на пляже. Тоже в дождь и тоже в трусах и майках. Светка была крепкой, могла поднять Ирину на руки. У нее в тринадцать лет тоже была большая грудь, и она также, как эта толстушка внизу, кричала от восторга матом, только не так часто. А Ире было смешно все, что Светка с ней делала, — также, как этой заливающейся от смеха худышке.