Переместившись на кухню, она сготовила борщ на мясном бульоне, потушила овощи и курицу, сварила компот из попадавших на даче кислых яблок и остатков вишни. Постояв перед открытым холодильником и подумав, она накрошила в глубокую прозрачную миску свежей капусты, зелени, морковку и сладкое яблоко из магазина — получился витаминный салат, который осталось заправить маслом и соком лимона.
Пообедав борщом и салатом, Ирина села на диван в зале и сложила ручки. Настало время подумать о будущем.
Однако думать о будущем не получалось. Вместо этого она вспоминала свои вчерашние подвиги, краснела и улыбалась. Она знала, что полюбила и не знала, что ей теперь делать: плакать или радоваться.
Она подумала про Диму, который, наверное, уехал купаться, потому что говорил, что не может долго сидеть дома один. Какой он был нерешительный поначалу вчера и как осмелел вечером в машине…
Стоявшие перед домом машины поразъехались, телевизор она не включала — в квартире было тихо, и в этой тишине ей казалось, что она слышит пение лесных птичек, хруст высохшего белого северного мха под ногами, гул покачивающихся на ветру сосен и шелест их высоких крон, зовущих взлететь и полетать над землей.
К ней вернулись пойманные вчера настроение безмятежности и медленное время, в которых она четко увидела, как люди убивают любовь и несут в мир ненависть, мучая свою душу и души своих близких.
Она с ужасом видела, что тоже участвовала в этом процессе массового помешательства, когда опутывала Антона паутиной долга, а в минуты собственной слабости проклинала его и даже желала ему смерти; когда ненавидела людей, оказавшихся рядом и нелюбящих ее, считая причиной своих душевных болей не себя, а их.
Она видела, как любовь уходит, когда люди стараются запастись ею впрок. Как в огороженных для нее, чтобы не улетела, клетках, появляется ненависть и приводит с собой зло, которое начинает разъедать душу.
Любовь — вольная птица. Прилетает свыше. Дается всем и не принадлежит никому. Ее можно прогнать или убить, как и все живое, и тогда жизнь станет мукой, потому что петь о радости будет некому.
С высоты медленного времени Ирине показалось, что она способна побороться за любовь и многое исправить. В себе она уже не сомневалась, она думала о других, веря, что ее любви хватит на всех. Ира хотела, чтобы все были счастливы: и она, и Дима, и его жена, и ее Антон.
Теперь она знала, что сказать сыну, чтобы он взялся за ум, и хотела помочь подругам, особенно Светке, которая привыкла излучать показную радость. И еще Ирина пожалела невзлюбивших ее женщин на работе. Она понимала, почему они бесились. У них ничего не осталось, кроме работы. Двое были матерями-одиночками, мучились с выросшими и не желающими работать оболтусами. Одна — бездетной. Ира даже поежилась, представив, какой запас неистраченной любви травил их все эти годы. Они могли возненавидеть весь мир, а не только замужних дам, приходящих невесть откуда и претендующих на их работу.