Третьяков ловил себя на странном ощущении созвучности с настроением женщины. Вроде бы она говорила сейчас о сущей ерунде, которую можно было пропустить мимо ушей, причем говорила так, как будто ей все еще было пятнадцать лет, но он вслушивался, сопереживал, чувствуя затаенную в словах боль, и молча разделял ее вместе с нею.
Прощаясь, они долго целовались в машине, как молодые. Ирина старалась делать это так, как нравилось Диме. Когда у нее заболели губы, она отстранилась и спросила:
— Как мы будем встречаться? Наверное, я должна теперь к тебе бегать, но я так не хочу. Ко мне домой тебе тоже нельзя.
— Мы придумаем, — сказал Дима. — Обязательно придумаем. Если людям вместе легче дышится и интересно, что-нибудь у них обязательно образуется.
Ира с облегчением выдохнула, услышав, что мир для Димы сегодня тоже обновился, и, взъерошив его седеющие волосы подсмотренным сегодня движением материнской руки, вылезла из машины, сразу почувствовав навалившуюся на нее усталость и желание побыстрее добраться до кровати.
Она спала как убитая, проснулась в семь часов утра полная сил и побежала под душ, который не смогла принять перед сном.
Помывшись, она захотела посмотреть на себя в зеркало.
У родителей в квартире был раскладывающийся трильяж, в который она, раздевшись и слушая испуганно стучащее сердце, рассматривала себя со всех сторон, вертясь и поворачивая боковые зеркала, пытаясь понять в девятнадцать лет, за что ее полюбил Антон.
В их с Антоном квартире такое большое зеркало было без надобности. Зеркало над туалетной полочкой в ванной было самым большим, больше зеркала в прихожей, перед которым она красила губы и подводила глаза. Но в него не было видно даже живота.
Она сложила кулачки в виде фиги и, дразнясь, подставила их к груди. Потом принесла из кухни табуретку и залезла на нее, чтобы рассмотреть живот и ноги. Осмотр низа ее тоже не вдохновил. Нужно было немножко подбрить волосы и вообще заняться собой. Постричься. Покр*аситься. Обработать ногти на ногах. Снова записаться на шейпинг, чтобы хотя бы бедра и зад приобрели былую привлекательность.
Вдохновленная громадьем задач, она обдумала их еще раз, наскоро позавтракав, и перешла к уборке квартиры. Впрочем, ей можно было не убираться. Свинячить без мужиков было не кому: плита на кухне блестела, все вещи лежали на своих местах, рыбацких штанов и блесен на балконе не было, туалет и ванная были чистыми. Все же она пропылесосила ковры, тщательно протерла во всех комнатах пыль и протерла влажной тряпкой полы.
Уборка у нее заняла чуть больше часа, а не полдня, как обычно.