Ещё в его картинках были вспышки ночных дежурств в московских подворотнях, когда он помогал «держать» очередь за театральными билетами. Благодаря ночным бдениям, малая часть билетов, выделявшаяся для свободной продажи в кассах московских театров, вся уходила студентам соответствующих институтов, наделённых негласным правом. Для этого требовалось контролировать порядок, охранять «правильную» очередь от непонимающих граждан, рвущихся в кассу, и от беспредельщиков из других институтов, силой пытающихся «поломать» её и устроить незаконную свою.
Дежурным за успешное дежурство полагалась пара билетов. Причём, упросив «бригадира», можно было попасть не только в «свой», но даже в другой театр первой категории — в Большой, например, или на Таганку. Но надо было суметь попросить. Перебив отговорки, которые были всегда наготове: «Зачем тебе это? Что там смотреть? Женские ножки — это понятно, но целый спектакль выдержать — на большого любителя. А опера? Что поют? — не поймешь, к чему и о чём. Да и билеты туда могу дать только на балкон последнего яруса, а тут я тебе партер предлагаю, хорошие места — не дури». В итоге репертуар «своего» театра Краснов освоил, а вот в Большом не был, — и жалел потом, что не был, слушая мамины рассказы.
Мама рассказывала, как в пятидесятые и шестидесятые года в их город приезжали на летние гастроли театры из Москвы и Ленинграда, и сколько хороших спектаклей она тогда посмотрела. Видела замечательных молодых артистов, называла фамилии, известные её поколению и забытые следующим. Для Краснова единственным знакомым именем была Плисецкая. Мама видела эту балерину в «Лебедином озере», в то время, когда о ней говорили, как о восходящей звезде.
Гастрольные спектакли давались в летнем театре парка Аркадий, вдоль дорожек которого замерли окрашенные «серебрянкой» скульптуры животных, и где были любимые детьми колесо обозрения, комната смеха и другие обычные советские аттракционы.
Память Краснова хранила смутный сказочный образ облюбованного гастролёрами и в одночасье сгоревшего деревянного театра.
По узким дорожкам с щербатым асфальтом, меж долговязых вязов и гибких акаций с побеленными стволами, мимо серой потрескавшейся земли без травы под деревьями, маленький Вова спешил к центральной площадке парка Аркадий, где стоял потемневший от времени терем. У терема были островерхие башни по краям, а снаружи его окружали словно висящие в воздухе ярусы с резными перилами и скрипучими лесенками. Внутри театра мальчик не был, видел его только снаружи, так и запомнил.