— Тебе звонил Семен Константинович.
Дмитрий Григорьевич посмотрел на жену добрым всепрощающим взглядом. Пусть не красавица, пусть годы берут свое. Но ни с кем ему не было так просто и хорошо, как с ней. Роскошь общения — вот что она ему дала в отличие от всех красавиц. И дар этот повыше многих будет. Как она просто сказала: «Семен Константинович»… Как будто это не нарком обороны могучего государства. Мысль о том, что это свидетельствует, в том числе, и о его выдающемся положении, он не допускал. Но она мелькнула в отдалении.
— Что велел?
— Просил позвонить.
Закрывшись в кабинете, Павлов набрал номер. Густой бас Тимошенко пророкотал в ответ:
— Небось, на рыбалке прохлаждаешься?
— Что вы, Семен Константинович, — скромно сказал Павлов. — Дела.
— Ну, иногда разрядка необходима.
— Так точно.
Настрой предстоящего разговора как будто определился. Хорошо, что позвонил не Жуков, а Тимошенко. Нарком уже в силу своего положения мог судить широко и ненавязчиво.
— Ну и как они — дела? — пророкотал в трубке бас.
— По-прежнему. Летают, — осторожно ответил Павлов, сделав, однако, нажим на последнем слове.
— Знаю, — грубо ответила трубка. — И ты знаешь ответ.
— Надеюсь, осенью мы уже не позволим.
— Это не твоего ума дело.
— А чьего же ума, Семен Константинович? — изумился Павлов. — А если они до Москвы начнут летать? Вы же с меня спросите! Как, мол, защищаешь границу?
— Обязательно спросим.
— Так как же мне вертеться между двух огней? С одной стороны, дозволять, с другой — не пущать?
— А тебя и поставили для того, чтобы ты вертелся.
— Так точно.
Командующий округом отлично понимал, что разговор с наркомом нельзя заключать на тревожной ноте, которое рождает никому не объяснимое чувство вины. Поэтому он сказал бодрым голосом:
— Завтра лечу в Белосток, в четвертую. У Короткова все схвачено, но хочу еще раз проверить.
— Вот это правильно.
Оказывается, и густой бас Тимошенко был способен на модуляции. На том конце трубки явно чувствовалось облегчение. Павлов научился безошибочно различать смену настроения, изначальную задачу командования не только в прямом общении, но и в телефонных переговорах. Сам же подумал, что искусство царедворца рождается не в поколениях. Человек постигает его уже в начале жизни. Когда является нужда. Он, бывший деревенский лапотник из костромской глубинки, быстро одолел эту науку. И в грозном боевом генерале никто бы не узнал бедного вонюховского подпаска. Никакой прорицатель в то далекое время не смог бы сказать, до каких высот вознесет его судьба. Сейчас бы он не уступил, наверное, петровским и екатерининским хитродуям.