Густую темноту разогнал первый утренний луч. Открыв глаз, я увидел перед собой густой белый мех шкуры, на которой и лежал, скрючившись в неудобной позе – как упал вчера поздно вечером. Нос практически сразу защекотало – и, не выдержав, я громко чихнул. Моментально почувствовал пробуждение Ребекки – ее эмоции были такими яркими, что ощущал их все сильнее и сильнее, несмотря на расстояние.
С наслаждением потянувшись, ощущая приятную тяжесть разгоняемой в затекших мышцах крови, приподнялся. И встретился взглядом с графиней. Ребекка, не обнаружив меня, выбежала в комнату. Не одеваясь – в полупрозрачной ночной рубашке, в которой спала. Мгновенно оказавшись рядом, графиня помогла мне подняться – и через пару минут я искренне попросил у нее прощения за самодеятельность, чувствуя ее переживания и беспокойство.
– Прошу тебя, не делай так больше, – ограничилась графиня фразой, закрывая произошедшее – но сказано это было так, что в ее голосе явно послышался металл.
Извиняясь, я кивнул и прислушался к себе. Состояние было удивительно бодрое –ничего не болело, слабость и усталость исчезли. Донимало только то, что раны под повязками дико чесались. До такой степени, что хотелось сорвать бинты и просто соскребать кожу вместе с подживающей коростой. Когда начал тереть прямо через повязки, Ребекка сделала мне замечание – прозрачно намекнув, что я не животное какое-то, чтобы потакать мелким неудобствам и не иметь силы воли перетерпеть. Было обидно услышать подобное, но пробовать чесаться я перестал.
Ребекка же, позвонив кому-то, попросила бригаду медиков прийти на перевязку пораньше. С их появлением нас с графиней ожидал сюрприз. Несколько озадаченная бригада – из-за того, что перевязка не потребовалась – удалилась, едва сняв бинты, а мы с Ребеккой уселись рядом. Она смотрела на меня, а я на зеркало, откуда взирало удивительно знакомое лицо.
Давно себя не видел. В новых мирах зеркала не распространены – поэтому осматриваешь себя чаще через окно интерфейса. Здесь же я сам начал избегать отражений.
И сейчас, вглядываясь в чуть осунувшееся лицо, испытывал смешанные чувства. Вся правая сторона была покрыта яркими красными пятнами – хотя кожа выглядела абсолютно здоровой. Отсутствовали как старые шрамы от пуль Тарасова, так и следы операции – все исчезло, как не бывало.
Два разных глаза – родной черный, почти коричневый, и изумрудно зеленый смотрелись на лице странно. Но мне теперь с этим жить – привыкну. Надо только тренироваться поворачивать голову вместе со взглядом – чтобы не так сильно было заметно, что глаз искусственный.