Он зашел в йеменскую кофейню — один, потому что несмотря на свою привязанность к Саффару, он избегал показываться на людях с ним вместе. В кофейне он потребовал стакан воды, но забыл добавить «из Эль-Хохи». Ему принесли воду из колодца, потому что за привозную воду надо платить особо. Гамид выпил ее, хотя она и отдавала болотом; потом стал пить кофе мур, запах которого не чувствовался из-за пряностей. Он весело провел в Ходейде весь день, но вечером, сразу же после отплытия, почувствовал резкую боль в желудке и вскоре уже метался в лихорадке, мучимый жестоким поносом. Саффар заменил его у руля, и в этот раз он впервые вел корабль сам, без посторонней помощи. Но он беспокоился о своем друге, и радость его была омрачена. Он без ошибок довел корабль до Массауа, и лишь перед самой гаванью к рулю встал нахуда.
Как уже говорилось, корабль привез много кната, но часть его нахуда тайно продал господину Бабелону, который все также приветливо улыбался ему.
И вот господин Бабелон отправился с визитом.
— Войдите! — сказал господин Попастратос. — А, это вы, любезный друг! Садитесь же!
— Не беспокойтесь, я постою, — скромно отвечал господин Бабелон. — Я, собственно, пришел не к вам, а к сыну Саида; у меня есть к нему дело…
— Не знаю, не знаю, примет ли он вас, — озабоченно почесал затылок господин Попастратос. — Его навещают другие, более желанные гости.
— Даже самые желанные гости когда-нибудь ведь уйдут, — заявил господин Бабелон. — Я подожду. Что поделаешь. К сожалению, Абдаллах мой должник…
— Боже мой, да если ваше дело заключается только в этом, вы можете не затруднять себя ожиданием, — засмеялся господин Попастратос. — Я сам заплачу за него, а потом рассчитаюсь с ним.
— Вы очень любезны… пожалуй, вы самый любезный из всех, кого я знаю, — поклонился ему господин Бабелон. — Но мне нужно бы и поговорить с Абдаллахом. Смотрите, ведь он забыл у меня свою вещь, которую я ему когда-то подарил. Это очень меня огорчило… — С этими словами он показал вечное перо, и господин Попастратос рассмеялся.
— Ну, что же, поднимитесь наверх. Первая дверь налево. Она не заперта — в комнате так уютно, что даже птица не пожелает улететь из нее.
Господин Бабелон поблагодарил его поклоном.
Абдаллах сидел в пустой комнате на соломенном коврике, и веки его глаз дрожали, словно листья осины. Он только что возвратился из далекого путешествия в райские сады. Господин Бабелон улыбнулся, поздоровался с ним и уселся прямо на голый пол.
— Достойно ли сыну Али Саида жить в этой дыре? — спросил он с укоризной.
Абдаллах поднял глаза, горевшие ярким огнем; веки глаз все еще вздрагивали.