Птица воображения взмахнула и вторым крылом. Тень догадки обрела контур сначала мысли, а затем и убеждения. Олег понял, почему военный атташат Франции запросил целых пять дней для пребывания в Майкопе своих дипломатов.
Визуальную разведку промышленных и других объектов жизнеобеспечения города иностранцы завершили за два дня. При этом демонстрировали лояльность, более того, напрашивались на опеку со стороны службы наружного наблюдения. А с собой привезли сюрприз. И вручили его нам на третий день. Так уж карта легла… А могли ведь и на четвертый, и даже на пятый. Удалось бы уйти от «хвоста» на третий день — все, можно сматывать удочки. Недаром они отбыли в Москву не 20-го, как планировали, а 19 июня! Не удалось бы на третий — попробовали бы на четвертый. И так далее. Пять дней разведчики испрашивали на пребывание в Майкопе, чтобы иметь время для маневра! Интересно, а если бы не получилось со сквозным проходом между зданиями облпрокуратуры и школы № 4, тогда что? Был ли в резерве еще какой-нибудь «сквозной проход»? Наверняка!
Некто, очень хорошо знающий сплетение закоулков Майкопа, основательно подготовил противника. Уж слишком ловко ЖАКЕТЫ ориентировались в лабиринте дореволюционных построек, ни разу не побывав там накануне…
Добраться бы до этого «Некто»!..
«Нашел!» — вслух произнес Олег и, взяв ручку, дописал в шифроблокноте:
…В настоящее время нами через областной ОВИР предпринимаются меры по установлению жителей Майкопа, поддерживающих контакты на деловой, дружеской или родственной основе с гражданами Франции, а также выезжавших туда (или прибывавших оттуда) в долгосрочные командировки по официальному или частному каналам.
19 июня с. г. военные дипломаты вылетели в Москву рейсом 1147.
Начальник Майкопского горотдела КГБ
полковник ГОРЕМЫКА
Глава 4
И ВНОВЬ СПЕЦСЛУЖБА ПОЗВАЛА В ДОРОГУ…
Мальвина проснулась до рассвета. Смутное чувство тревоги, возникшее сразу после ночного разговора с братом, обрело к утру конкретную форму протеста, а в ушах продолжал стоять его голос:
«Я больше не могу, мне все здесь опостылело».
Скорее не набор слов, а голос Константина, усиленный международными ретрансляторами и от этого преувеличенно безысходный, поразил Мальвину более всего. Перед глазами встал маленький, избалованный мальчик-херувимчик. Огромные, во все лицо, голубые глаза, аккуратно уложенные каштановые волосы, синий бант у подбородка на белоснежной сорочке, коротенькие штанишки на бретельках. «Такие дети были только у царей», — сказала однажды чистенькая старушка в троллейбусе, когда Мальвина вела младшего брата на прогулку в городской парк.