— Терпение, значит, — не твой конек… понятно!
— Я просто стараюсь ничего не откладывать. Зачем? Все равно все будет не так, как мы планируем. Может быть, через полгода или год все вокруг изменится до неузнаваемости. И мы будем уже не в Киеве, а в других городах. Если я, конечно, не разобьюсь, прыгая на веревке с какого-нибудь моста. Я люблю получать эмоции. А эмоции — это здесь и сейчас.
Саша только улыбнулся.
— Твоя любимая погода? — спросил он.
— Солнце с дождем.
— Любимый напиток?
— Кофе. Мы играем в блиц-опрос?
— А почему бы не узнать друг друга лучше?
— Тогда твой любимый фильм?
— Может быть, — он призадумался, — «Список Шиндлера». А твой?
— «Донни Дарко».
— Странно. Хочу тебе сказать, что мы с тобой полные противоположности!
— Ха! И тебе для этого понадобился блиц? Я знала это с первой нашей встречи. Ты что, не пьешь кофе?
— Очень редко. Обычно чай.
Когда уже совсем стемнело, они вернулись к дому на Фрунзе. Снова у подъезда пахла сирень. Пришло время прощаться.
— Ты так и не покатал меня, обманщик!
— Прыгай ко мне на спину! — повернулся он.
— А костыли?
— Бросай! Потом заберу!
И он побежал с нею вверх по ступенькам.
— Забыл, какой этаж?
— Шестнадцатый!
— Здесь всего шесть.
— Тогда третий.
Его сердце билось часто и гулко, пульсируя в ушах и отдавая приятной истомой в животе.
* * *
Субботнее утро наполняло улицы людьми очень медленно. Город отдыхал с южной безмятежностью, подставив майскому солнцу свои площади и проспекты. В эти часы Киев казался провинциальным. Трамвай медленно выплывал из-за раскинувшихся ярко-зеленых лип — и с триумфальным звоном подъезжал к остановке. Дорога вокруг рельсов разбилась от бесчисленного количества каблуков, туфель, сапог, ботинок, и теперь то, что было когда-то асфальтом, превратилось в серо-желтый песок, что еще больше напоминало о юге и море. Солнечные зайчики пробегали по припухшим ненакрашенным лицам киевлянок. Кондуктор громко объявлял остановки. Саша ехал по Подолу — одному из самых старых районов города.
Богдана выпорхнула из подъезда весело и легко, несмотря на сломанную ногу. Гипс у нее был разрисован широкими мазками масляных красок. Яркие желтые, красные, синие загогулины, как на плакатах авангардистов, тут же развеяли сонное состояние.
— Несу искусство в массы, — улыбнулась Богдана.
Они сели в маршрутку и через двадцать минут были у салона Blackhouse.
В полуподвальном помещении не было окон, и работал кондиционер. Летнее утро не проникало сюда. Здесь всегда царили полумрак и прохлада.
Сегодня в салоне Вася был не один. За стойкой стоял высокий, брутальный парень в черной майке. Он делал коктейли.