— Пожалуйста, доживи до свадьбы! — улыбнулась она.
— Пожалуйста, жди меня здесь, никуда не уходи, — попросил он.
Богдана сначала помогала рассортировывать лекарства, но сидеть в безопасном месте в такое сложное время она не могла. Она тоже взяла несколько респираторов и вышла из монастыря.
Всполохи от горящих шин освещали дорогу и делали черные тени у стен домов еще более зловещими. Казалось, вот-вот оттуда выскочат молодчики с арматурой и начнут крушить все на своем пути. Из прилегающей улочки вырулили два черных джипа с заляпанными снегом номерами и остановились у обочины. Богдана отступила в тень и прижалась к стене.
— Выгружаем здесь! — крикнул один из водителей.
Дверца второго джипа открылась, и из него выпорхнула миниатюрная женщина в короткой норковой шубке. Она вытащила из багажника две большие покрышки, не задумываясь, прижала их к дорогому меху, и понесла в сторону Майдана. Мужчина тоже вынул из своего багажника несколько шин и пошел следом за ней.
Уже возле баррикад Богдана увидела, как выводят раненых. Молодой парень с пробитой головой и текущей за шиворот кровью цеплялся закоченелыми пальцами за своего проводника и повторял, что сейчас потеряет сознание. Спутник уверял, что все будет хорошо, что ему помогут. А следом за ними выносили мертвое тело.
— Куда? Что с ним делать? — вытаращив полные ужаса глаза, кричал совсем еще юный мальчик лет шестнадцати.
— Пока к Михайловскому, а там решат, — отвечал сквозь сжатые зубы широкоплечий мужчина в военном.
За носилками побежали журналисты и сочувствующие. Богдана смотрела им вслед. Кто-то еще ждет его дома и даже не может представить, что в мирное время человек может погибнуть в бою. Еще вчера сюда приходили делать селфи, а сегодня здесь умирают по-настоящему.
У входа на Майдан на помосте стояла девочка, укутанная шарфами, она пропускала внутрь только взрослых мужчин, отдавала команды, куда нужно идти и что делать. На ее серьезном, перемазанном гарью лице глаза казались огромными и блестящими, как прожекторы.
— Девушкам нельзя! — крикнула она Богдане.
— Я несу респираторы! — ответила Богдана и показала ей охапку. — А еще я журналист! У меня есть пресс-карта. Сейчас покажу, она в заднем кармане!
Богдана пыталась одной рукой перехватить все респираторы, чтобы второй достать карту.
— Ладно, проходи, — также серьезно крикнула девушка на помосте и переключилась на подростков.
Черная земля и черное небо, силуэты людей на фоне всполохов пламени, — Богдана смотрела и не могла вспомнить, что же ей делать дальше. Впереди она слышала треск фейерверков и грохот выстрелов, крики людей, смешавшиеся в один гул ярости. Она стояла в ступоре. Руки и ноги затвердели, только взглядом она выхватывала отдельные картины происходящего. Вот женщина нагребает снег в мешок, на ее руках перчатки из тонкой дорогой кожи. Из-под рукава поблескивают часы Gucci, Богдана знала эту модель, они стоили более двух тысяч долларов. Очкарики-айтишники кидают эти мешки на спины и тащат на баррикады. С другой стороны — огромный, как великан, парень подхватывает несколько торб с камнями и легко несет их на передовую. Молодой человек в каске держит в руках телефон и говорит жене: «Уложи сегодня малого спать на час раньше. А мою завтрашнюю встречу перенеси с десяти утра на три часа дня». Он весь перемазан сажей, а под мышкой бита. И снова раненые: мужчина лежит на асфальте, одна нога у него босая, он самостоятельно пытается вправить себе вывих и ругается диким матом. На носилках пронесли бойца с рваной раной на бедре. Он только сжимал кулаки, по лицу его струился не то пот, не то слезы.