Богдана набросилась на салат с картофельным пюре так, будто вкусней ничего в жизни не пробовала. Саша смотрел на нее.
— Я нашел прекрасное вино: «Castello del Poggio». Попробуй! — он налил ей в бокал.
Богдана отпила глоток.
— Сладкое! Такое вкусное, как ситро в детстве! — она засмеялась.
Он тоже выпил.
— Богдана, мне надо съездить в Россию. Подошло время пересекать границу. И штамп о браке надо в паспорт поставить, а то, получается, что я до сих пор не женат, официально. Надо было в течение месяца появиться в паспортном столе, а уже три прошло…
Богдана отложила вилку.
— Тебе придется ехать через восток Украины?
— Ты не волнуйся…
— Я с тобой!
— Со мной? Нет! Это исключено! Ты останешься в Киеве.
— Камон, Саша!
— Богдана, ты с ума сошла — там война!
— А ты тогда как туда поедешь?
— Поезд идет по территории, где не воюют. Но тебе я не могу позволить так рисковать!
— Но я же с тобой буду!
— Тебе интересно посмотреть на войну?
— Да.
— Богдана, окончательное — нет!
Она разочарованно вздохнула. Саша налил еще вина.
— Давай выпьем за то, чтоб я побыстрей порешал в Волгограде все дела — и вернулся.
Богдана промолчала, еле заметно кивнув головой. Они чокнулись бокалами.
Саша выехал в Волгоград на следующий день. Последний вечер они валялись на диване, смотрели фильмы, потом занимались любовью. Черные волосы Богданы пахли душистой луговой травой. Они лежали на подушке густой копной, и Саша зарылся в них лицом. Прохладной ладонью Богдана ласково водила по его спине — от лопаток к пояснице. Уезжать совсем не хотелось, но Саша понимал, что останься он здесь еще на чуть-чуть, — и его депортируют. Он бы никогда не покинул ее, так бы и прижимался к ее теплому бедру и вдыхал запах ее волос, слушал ее звонкий смех, милую болтовню, чувствовал, как летний ветерок из открытого окна сдувает жар с его кожи. Это было его счастье: ждать, что вот сейчас она начнет путаться в словах, потом замолчит, повернется на правый бок, а через минуту крепко заснет. И тогда он обнимет ее и тоже заснет рядом.
Летней душной ночью под стук колес Саша пересек границу после долгих тщательных проверок. Не прошло и суток, а он уже скучал по Богдане. Темнота лепила ее образ рядом, в легком сквозняке было ее дыхание. Два дня. Два дня он пробудет в Волгограде, — и скорее назад, в Киев! Он смотрел в потолок вагона, черные тени бежали и бежали по нему бесконечно. Он проваливался в дрему, просыпался, открывал глаза, и видел все ту же зыбкую тьму. Поезд как будто выпал из времени. Шли часы, месяцы, годы — а черные тени продолжали бежать. Поезд летел в пустоту, и, казалось, день никогда не наступит, поезду не суждено остановиться.