Музыка моего сердца (Саргаева) - страница 118

— Ну так что, поехали тогда в тот город, название которого я никогда в жизни не смогу выговорить? А сколько туда ехать, а то уже почти двенадцать, это же далеко?

— Если сейчас выедем, то часам к четырем-пяти доберемся.

— Тогда поехали!


Мы ехали с музыкой. Финн нашел какой-то диск с финской музыкой, и подпевал. Какой же странный все-таки язык, думалось мне.

— Вчера у тебя был грустный рассказ, ты обещала веселый.

— Он не сказать что бы веселый, но гораздо более позитивный. Я так понимаю, что ты хочешь его услышать.

— Конечно. Я хочу знать, как ты снова полюбила жизнь.

— Хорошо. С чего же начать?

— С начала, — уверенно сказал Финн.

— По сути, начало ты уже знаешь. Та журналистка переправила мня через границу, и меня доставили в русское посольство в Израиле. Так как у меня не было документов, мою личность устанавливали, там с этим строго, мало ли я террористка. Когда личность была установлена, мне сделали паспорт. Я попадала под какую-то статью о помощи государства и мне выдали большую сумму денег и отправили в Россию. Только когда я прилетела в Москву, я задумалась о том, что делать дальше. Я сидела в аэропорту и думала. Ко мне подошел мужчина и сказал, что со мной хочет поговорить монах. Я тогда первый раз увидела буддийского монаха. Он показался мне таким странным, лысый и завернутый в оранжевую простынь. Я сказала, что не против. Монах не говорил ни по-русски, ни по-английски, мужчина переводил. Он говорил, на тот момент совсем непонятные мне вещи. Говорил, что видит внутри меня пустоту, и что эту пустоту можно вылечить. Потом мужчина сказал уже сам от себя, что этот монах живет в специальном монастыре в Индии, и что он приглашает меня с собой. Он рассказал мне об этом монастыре. Это не ашрам, это настоящий монастырь. В него приводят людей, склонных к суициду. В Индии этого не понимают, там грех не радоваться жизни и не любить ее. И тем более иметь желание расстаться с ней. Это считается болезнью, и в таких монастырях ее лечат. Короче монах увидел во мне своего клиента. Он не просил у меня денег, вообще никакой оплаты услуг по лечению с меня не просили. Мужчина его сопровождал, и по прилету в Дели у него были какие-то дела, а потом он возвращался назад. Мне нечего было терять, но я ему не верила, я не верила, что от этого можно вылечиться. Тогда монах предложил сыграть мне в орла и решку, если я выиграю, то он от меня отстает, если проиграю, то я еду с ним, всего на месяц. Я согласилась и проиграла. В итоге прожила я там почти год. Я все ждала, когда же меня будут лечить, но никто этого не делал. С того момента, как мы распрощались с русским мужчиной в аэропорту Дели, я больше не слышала знакомой речи. Почти весь этот год я не разговаривала. Была самая обычная жизнь в монастыре, огород, куры, стирка, сон, из этого состоял каждый мой день. Лечение состояло в уединении и познании себя. Общество слишком много нам диктует, и, выполняя все его требования, начиная с того, как надо одеваться и заканчивая тем, о чем думать, мы теряем себя. Большинство государств навязывает свою политику общества, как только мы появились на свет. Нам кажется, что мы знаем какие мы, можем описать свой характер, но все это совершенный обман. Мы такие, какими сделало нас общество. А каковы мы на самом деле, мы не знаем. Но даже у тех, кто начинает осознавать это, нет времени на себя, нет времени элементарно подумать. Общество, это издержки цивилизации, и оно задушило нас. Пока мы летели в Дели, этот мужчина рассказывал мне об Индии, и о буддизме в целом. Он говорил, что в Индии самые счастливые люди на свете. Когда мы вышли из аэропорта я в этом убедилась. Мы еще восемь часов ехали от аэропорта до монастыря. Первое, что мне бросилось в глаза, это ужасная грязь. Индия, это просто одна сплошная помойка, это дикая нищета. Дети бегают голышом по улице, копаются в мусоре и грязи. Меня просто ужаснуло это. Но второе, на что сразу обращаешь внимание, это на то, что эти люди счастливы. Они все сияют, из них льется какой-то свет. Они, больные и убогие, не имеющие даже обуви, счастливы. У меня это не вязалось в голове. Я не могла понять, как человек не имею ничего, может быть счастлив. Мужчина еще в самолете говорил мне, что счастье, это не объем того, что ты имеешь, это состояние. Я не понимала его. Теперь я понимаю, что для счастья не нужно что-то иметь, напротив, чтобы почувствовать счастье надо не иметь ничего. У меня было очень много времени на себя, на свои мысли. Когда прошел месяц, монах сказал мне, кстати, по-английски, что я могу уезжать, то время, которое он выиграл в споре прошло. Я попросила его оставить меня в монастыре. Он сказал, что лечение проходит хорошо. Иногда мы пытались с ним разговаривать, точнее я пыталась, но так как по-английски я говорю плохо, разговора чаще не складывалось. Сначала, я узнала много нового о себе, а потом поняла, что я вообще ничего о себе не знаю. После взрыва и до монастыря я не чувствовала ничего, у меня не было никаких эмоций, ни хороших не плохих, мой мозг ушел в режим самосохранения. Через два месяца в монастыре я почувствовала интерес, это было первое, что я почувствовала за год. У меня появлялись вопросы. Монах говорил, что на все вопросы я сама могу ответить, не ищи учителя, ты и есть учитель, говорил он всегда. У меня все же не вязалось счастье и эта страна. Я пыталась спросить об этом у монаха, он отвечал, что счастье это состояние. Я не понимала. Тогда он отвел меня в сад для медитаций. Сел и меня посадил рядом, сказал, что бы я сидела и не думала, вообще ни о чем не думала, даже о том, что думать не надо. У меня этого не получилось. Он дал мне задание приходить сюда каждый день и не думать. Я ходила туда наверно еще месяц, пока у меня, наконец, получилось. Но когда получилось, я все поняла. В саду было очень красиво, пели птицы, грело солнце. Я просто слилась с этим, и, как будто стала частью этого, каждой птички и травинки, каждого цветка и его аромата, даже частью воздуха. Сейчас я в мгновение вхожу в это состояние, ты это видел не раз, особенно здесь. Это и было счастье. У меня ничего не было, я ничего не делала, и даже не думала, а ко мне вдруг пришло счастье! Так откуда же оно пришло, если я ничего не приобрела? Оно пришло изнутри, потому что всегда было там. Когда я шла к монаху, сказать что у меня получилось, он меня опередил, это было видно по мне. Он дал мне книгу на русском языке, и написал ее, как оказалось тот мужчина, что сопровождал его. Она была написана именно для тех, кто находился в монастыре и переведена на все основные языки. В ней говорилось о многих моих вопросах, и о тех, которые еще нужно поставить перед собой. Монах говорил, что мне пора уезжать, что операцию они мне сделали, а реабилитация будет дома. Мне не хотелось уезжать, но он меня практически выгнал. Так начался мой путь. Я понимаю, что половину ты не понимаешь, и возможно считаешь фанатичной буддисткой, и что мне промыли мозги, да?