Думаю, такие слова были бы слабым утешением для несчастных мертвецов и тех, кто ждал, но не дождался их дома. Думаю, говоря их, граф и не стремился к утешению.
Но, как бы то ни было, меня его испытания ничуть не закалили, а напротив, сломали. Видимо, я изначальна была слаба, так как я могла теперь винить в этом Эшварда, если и сама никогда не противилась графу?
Впрочем, теперь, приняв решение бороться, я уже не могла отступить. Похоже, все же и мне досталось немного фамильного упрямства Фарго.
Моими трудностями сейчас (и всегда) были чувства к графу, заполнявшие каждую частичку моей души и тела. И принятое решение вовсе не означало, что я имею хоть какое-то понятие, как с этим бороться.
Но бороться было надо.
И если граф прав, и характер вырабатывается в крови, то я пролью ее столько, сколько будет нужно. В конце концов, мне не привыкать к боли и отчаянию, ведь ими было наполнено столько моих дней.
Вот только, думая так, я подразумевала свою кровь, а на деле вышло, что свобода стоила мне реки чужой.
Первым шагом к избавлению от болезненной зависимости должна была стать, как я решила, моя близость с другим мужчиной. Ведь я никогда не знала никого, кроме графа, так может, если я изменю это, то буду чуть меньше нуждаться в нем самом и его холодных объятиях? В конце концов, как, смеясь, однажды сообщила мне служанка, ТАМ все мужчины одинаковы.
Поэтому в один из вечеров, дождавшись пока граф с Эшвардом уйдут развлекаться в соседнюю деревню, я вышла из своих покоев и направилась вниз, на конюшню. Роман графини и конюха — что может быть вульгарней и гротескней?
Конюхов у нас было несколько, и я заранее приглядела себе одного наиболее симпатичного. Мужчина, лет тридцати на вид, был полной противоположностью графа — славянских корней, с открытым, простым лицом, русыми волосами и носом «картошкой», он был по-своему привлекателен.
Возможно, стоило наоборот выбрать кого-то более похожего на графа, чтобы не менять все так резко, но на графа все равно никто не был похож, так стоило ли пытаться и искать? Ни у кого нет такого тела, идеального лица и дьявольских глаз. Граф был единственным.
Мне открыли лишь с пятого стука.
— Госпожа? — мужчина растерянно почесал затылок, а после, опомнившись, низко поклонился.
— Впустишь меня? — я мило улыбнулась, от чего конюх совершенно утратил дар речи.
Надеюсь это было от моей красоты, а не от того, что нервы подводили меня и улыбка вышла натянутой, а вовсе не очаровательной.
В замке Бран, как и в предыдущем, граф оставил хозяевам полноту их власти, внушив всем, что мы лишь гости из дальних земель, но гости уважаемые и желанные. Прислуга исполняла наши приказы едва ли не с большим рвением и страхом, чем приказы своих господ — люди здесь жили темные и суеверные, а красота и бледный вид заставляли их бояться нас.