И я не знала, что же правильно.
Моя привязанность, даже зависимость к мужу, или любовь к сыну.
Странно, откуда у меня вообще могли возникнуть такие мысли, ведь правильно уважать мужа и любить своих детей, так разве стоит задумываться над тем, что приоритетнее?
Однако я задумывалась, и буквально разрывалась между графом и собственным ребенком. Отчего-то это казалось мне двумя несовместимыми вещами, хотя ничего несовместимого в этом, конечно же, не было.
Ведь Раймунд был НАШИМ ребенком.
Я металась, не в силах выбрать, кто же из них двоих мне важнее, хотя никто и не заставлял меня выбирать. Но раз за разом я возвращалась к этому.
Когда я нянчила Раймунда мне казалось, будто своей любовью к сыну я предаю графа. И мне отчаянно хотелось, бросив все, увидеть его.
Когда же я оставалась с графом, то переживала за ребенка, хотя ночами он легко заставлял меня забыть об этом.
Через полгода я поняла, что, кажется, не видела мужа вместе с сыном после того, первого, раза. Впрочем, возможно я просто не заметила, как он навещал его? При желании граф мог становиться бесшумным, словно кошка и первое, после замужества, время я иногда пугалась, увидев его, возникшего словно из ниоткуда, с безразличным лицом, на котором лишь алые глаза сияли усмешкой.
Возможно, я бы так и продолжала мучить себя по совершенно надуманным причинам, которых, как и когда-то моих воображаемых ран, просто не существовало, но граф вновь стал холоден, как прежде.
Я не видела совершенно никаких причин для этого, но была готова отдать все, что угодно, чтобы вернуть обратно его расположение.
Пожалуй, все, кроме Раймунда.
Однако граф никак не реагировал на мои отчаянные, но довольно неуклюжие попытки. Он словно не слышал ласковых слов, которые я говорила ему днем и ночных просьб сделать то, на что прежде я лишь молчаливо соглашалась, завороженная дьявольскими всполохами его глаз.
А я металась и металась, ведь те несколько месяцев позволили мне почувствовать хоть какую-то НОРМАЛЬНОСТЬ моего брака и притупить острый стыд за все то, что мы творили ночью.
Впрочем, граф был непреклонен, а ко мне стали возвращаться мои провалы в памяти и фантомные боли. Выходит, граф был не только моей отчаянной, неправильной болезнью, но и моим лекарством от безумия.
Интересно, кем же я являлась для него? Женой и матерью его ребенка, или просто гостьей в его замке? Очевиднее было бы первое, но сердце подсказывало мне второй вариант.
Растерянность, непонимание и страх. Вот что я тогда чувствовала. И это было еще хуже, чем поначалу, потому что, узнав новое, тяжело возвращаться к старому. Так что же мне было делать?