С графом же я и прежде никогда не откровенничала, и не была близка. Хотя появление наследника и изменило его, я бы все равно не решилась заговорить с ним об этом. Еще бы, ведь не хватало только испортить его непривычную ласковость своими странными разговорами.
Даже не знаю, чему я радовалась больше — своему новорожденному сыну, или тому, что граф ведет себя как настоящий, заботливый муж.
Нет, он приходил ко мне каждую ночь, как и прежде. И ребенок с кормилицей, спящие в соседней комнате, ему не мешали и не смущали.
И, как и прежде, он заставлял меня делать то, чего я бы никогда не сделала. Как и прежде, ночью он был моим личным дьяволом, внушая зависимость к его мрамору кожи и твердости мышц, заставляя зарабатывать себе место в аду.
Как и прежде, его глаза полыхали алым, и он был жаден. Как и прежде, я могла говорить ему только «да», какой бы извращенный грех он не предлагал. И мне продолжали сниться мучительные кошмары, несущие в себе кровь и удовольствие. Кошмары, после которых я просыпалась мокрой вовсе не от ужаса.
Но если ночь осталась прежней, неся в себе огонь, похоть и животную страсть, то день изменился.
Ледяную остроту безразличия сменили заинтересованность и участие. Граф всегда был любезен, но теперь в его словах я слышала настоящую теплоту и заботу. И отвечала ему тем же, стараясь изо всех сил удержать в нем это новое и хорошее.
Ребенком граф особо не интересовался, впрочем, это как раз было нормально. Мужчин редко умиляют кричащие розовые младенцы, а граф был суров по натуре, иначе не смог бы завоевать и удержать столько земель.
Я же любила Раймунда так, как любить умеет только мать. Конечно, разве может быть как-то иначе? Однако куда больше времени он проводил со своей кормилицей. Еще бы, ведь у той весьма ловко выходило с ним справляться, а мне же казалось, будто я все делаю не так, как надо, неправильно и нелепо.
Впрочем, мое разочарование в этом плане компенсировалось вниманием со стороны графа. Однако несмотря на изменения в его поведение, моя зависимость к нему никуда не исчезла, равно как и страх, что тенью затаился в уголке моей души.
Только вот теперь я боялась того, что прежний холодный граф вернется.
Как я смогу снова вежливо улыбаться, глотая его пренебрежение, если сейчас я узнала, что значит внимание?
Я захлебывалась своей, все еще больной любовью к графу, увязая в этих странных чувствах все больше и больше. А граф, словно читая мои мысли, заставлял меня тонуть в своих алых глазах, улыбаясь тепло и нежно.
Он был не просто моим мужем и любовником. Он был моим господином и моим богом, ради которого я могла бы сделать все. Он был моей верой и религией.