Наверно, я смогла бы прожить так еще долго. Наверно, в конце я бы даже перестала дышать графом, причиняющим мне боль и страх, окончательно заменив его в своем сердце нашими детьми (если бы только полностью не сошла с ума из-за ужаса, который днем мне внушали его дьявольские глаза).
Наверно.
Но этого не случилось.
Мое хрупкое дневное счастье рухнуло, когда Алалрику исполнилось три, а Раймунду пять. Вдвоем они пошли купаться на со своей гувернанткой.
Я всегда была против этого. Речка, что текла у стен замка, была быстрой и холодной, и опасной даже для взрослого. Но в тот раз день стоял жаркий, а мальчиков поощрил сам граф, внимания которого им все так же не хватало.
— Я научился плавать раньше, чем ходить, а Раймунд сейчас гораздо старше и любит воду, так пускай идут, — сказал он со странной усмешкой, а после наклонился и обратился уже лично к старшему сыну. — Поплавай там хорошенько и научи этому младшего брата.
Конечно, воодушевленный таким образом, Раймунд уже не стал бы меня слушать, а я бы не посмела спорить с мужем.
Эти слова графа, а также мое неумение настоять на своем, и лишили меня моего счастья. Впрочем, тогда я бы уже ничего не смогла сделать, ведь моя любовь к этим детям стала для них губительной, как и сочувствие Виктория для меня.
Они плавали на мелководье, а гувернантка отлучилась буквально на минуту, но этого хватило. Сорванец Раймунд, развитый не по годам, руководствуясь наставлениями графа, решил показать братику глубину. Алалрик почти не умел плавать и обычно плескался на мелководье, но ведь он тоже хотел заслужить одобрение отца и потому бесстрашно пошел следом. А Раймунд не справился с течением, и безжалостная река унесла их обоих.
Когда гувернантка вернулась и не смогла найти детей своего господина, то подняла панику. Впрочем, было уже поздно и их несчастные посиневшие тела выбросило значительно ниже по течению.
На самом деле они умерли еще в тот день, когда я предпочла заботу о них попыткам завоевать графа. Если бы только время можно было повернуть вспять…
Но оно неумолимо, как и граф, и едва только гувернантка ворвалась в замок, мое сердце оборвалось.
А когда отряд, отправленный за ребятами, смог найти лишь их тела, я думала, что умру вместе с ними.
И когда мне сказали, что их больше нет, все остальное будто просто потеряло смысл. Ноги не удержали меня, и я упала. Впрочем, боль от потери не могли затмить ни холод каменного пола, ни страх перед алыми глазами графа. И потому я билась в истерике, впервые наплевав на положение и манеры.
Я выла, как раненое животное.