Обойдя Наместника, вперед протиснулись два тюремщика. С юноши сняли кандалы и ошейник с цепью, и он наконец-то смог нормально выпрямиться. Сделал шаг — и тут же оказался окружён со всех сторон. Какие-то девушки и женщины едва не висли на шее, что-то весело щебеча и норовя поцеловать в щёку, легионер в сине-белом мундире Преданного с чувством пожал руку и неожиданно хлопнул по плечу. Из задних рядов протиснулся лорд Линнестар. Этот ничего не сказал и не сделал — просто смотрел. От этого взгляда Лейру стало не по себе. Отведя глаза, он позволил толпе поклонниц увлечь себя прочь. Ну, кто же виноват, что он настолько похож на его пропавшего сына?
Ровилар Сапфировый смотрел ему вслед и чувствовал себя скверно. Только что он практически помиловал того, кого обвиняли в убийстве его дочери. И как раз когда ему крайне необходимо было хоть на ком-нибудь сорвать злость и досаду. Кулак великолепного лорда с силой врезался в стену:
— Эй, ты!
Лейр как раз опять был вынужден остановиться — пробившись сквозь толпу, к нему прорвался мастер Боар, переживавший за своего зятя. Юноша горячо обнял главу труппы, и они вместе обернулись на крик Наместника.
— Ты, — промолвил лорд Ровилар, задыхаясь от сдерживаемой ярости, — надеюсь, понимаешь, что я даю тебе всего один день?
Улыбка появилась на губах артиста, когда он скосил взгляд куда-то за левое плечо Наместника. Там, на стене, если смотреть под косым углом, проступали искажённые от гнева черты лица Охтайра. Отвесив поклон, он сделал несколько знаков:
— О-а! Э-ы…м-м-м…
— Он говорит, — перевёл мастер Боар, — что вы всё узнаете завтра!
На другое утро по поместью-столице прокатилась волна невероятного слуха — днём в одном из залов дворца Наместника будет дано представление. Почему носящий траур Наместник дал разрешение на такое веселье — никто не знал. Это подогревало интересы толпы, и к назначенному часу в зале яблоку негде было упасть.
Сцену устроили на возвышении, где обычно на пиру сидели сам Наместник и члены его семьи. Все зрители теснились внизу. Для самых знатных зрителей и большинства дам были поставлены кресла. Дальше установили в семь рядов скамьи. А вдоль стен стояли или сидели на подоконниках, чуть ли не карабкаясь друг по другу. Даже кое-кто из прислуги ухитрился пролезть в зал. Самые нетерпеливые, пришедшие раньше остальных, уже негодовали, шёпотом обсуждая каждого опоздавшего. Но большинство взглядов было приковано к занавесу, отделявшему сцену от зрителей. По ту сторону было тихо, лишь изредка слышался быстрый шорох шагов. Один раз, звякнув, упала лютня.