— Мясник, — скривился разбойник.
— Мы друг друга стоим, — парировал тот. — Оба, насколько я знаю, не любим сами пачкать рук. Ты следишь из-за кустов, как твои головорезы грабят и убивают, а я — из кареты. Но теперь все кончено. Ты можешь сколько угодно болтать о том, что за тебя отомстят. Поверь, месть нужна не мертвым, а живым.
Хоррен прикрыл глаза. Он не питал иллюзий относительно своего врага. Заполучив столь ценную добычу, барон не выпустит ее из рук. Он может его убить прямо здесь, в тюрьме — просто ткнуть связанного пленника мечом в живот или рубанув по голове. И единственное, почему он до сих пор этого не сделал, вовсе не милосердие. Барону что-то нужно.
Разбойник не ошибся. Помолчав, Пяст Старгородский произнес:
— Но у тебя есть небольшой шанс. Твоя жизнь ничего не стоит, ты жив только потому, что я так хочу. И твои приятели не смогут спасти тебя, ибо страже отдан приказ прикончить тебя при первой же попытке проникновения в темницу кого-либо постороннего. Даже если это — жалостливая вдова принесла хлеб заключенным или священник явился дать узникам последнее напутствие. Даже если это будет настоящая вдова и настоящий священник — ты все равно будешь убит. Но ты можешь выторговать себе несколько часов или даже дней жизни, а также дашь шанс спастись хотя бы кое-кому из своих людей, если сейчас скажешь, где вы держите мою племянницу?
— Хм, — Хоррен облизнул губы и понял, что ему хочется пить, — а что мне за это будет?
— Ты проживешь еще какое-то время, — без запинки ответил барон. — Во всяком случае, тебя не прикончат здесь, в этой камере, тайно, как крысу. Может быть, ты даже сможешь умереть на свободе — если Жоанна, когда вернётся ко мне, согласится проявить милосердие и попросит отпустить тебя на все четыре стороны. Клянусь, что соглашусь со своей племянницей. И кое-кто из твоей шайки тоже уцелеет — в этом могу поклясться хоть сейчас. И не пострадают мирные поселяне, которых в ином случае я заподозрю в сговоре с вами и которых наверняка приговорю к казни. Решай! Жизнь одной девушки — или жизнь всех, кто тебе…хм…близок? Смерть здесь и сейчас от моей руки, — обнаженный клинок тускло блеснул в свете факелов, — или возможность умереть где-то в другом месте, в другое время и… не связанному, как боров.
Описав дугу, клинок коснулся груди разбойника.
Конечно, куда как почетно умереть от меча, чем корчиться под рукой палача на потеху публике или задыхаться в петле. Но жить — еще почетнее, кто бы что ни говорил. А Хоррен любил жизнь. Ведь, пока человек жив, жива и надежда.