— Надёжно, Лазарь Моисеевич! — заверил я его, спокойный за надёжность сделанного.
— Ну-ка, проверю.
И он стал бросать в ствол одной из скважин камешки, в надежде услышать близкий стук их падения. Невероятно, но он полагал, что скважины должны быть «забиты» на всю глубину. Мы сконфуженно молчали, только переглянулись друг с другом.
Всё же, выяснив из вежливых объяснений окружающих, как законсервирована избранная им скважина, Каганович поинтересовался:
— Сколько времени потребуется, чтобы снова пустить ее?
— Очень много, — ответил я. — Так много, что легче и быстрее будет пробурить рядом новую скважину.
Каганович хмыкнул то ли в знак согласия, то ли выражая недоумение, но расспросы прекратил.
Ровно через сутки наступила критическая минута, когда необходимо было немедленно уничтожить всё, что подлежало уничтожению в самую последнюю очередь. Мне передали, что в районе Кабардинки появились немецкие части, идёт перестрелка, уничтожаются последние объекты на промыслах. Я срочно сообщил Кагановичу о том, что возникла реальная угроза прорыва немцев в районе Хадыжей, где находился штаб фронта.
— Чего вы там паникуете? — загремел Каганович по телефону.
— Пошлите разведку, убедитесь!
— Войска надёжно удерживают район, — раздражался и упорствовал он.
Однако не прошло и пятнадцати минут, как поступил приказ о срочной эвакуации штаба фронта в Туапсе. Мы же быстро собрались, уничтожили остатки промыслов, взорвали последний объект — электроподстанцию и двинулись в путь, по Малому Кавказскому хребту. Из-за сильного обстрела и жестоких бомбёжек единственной магистральной дороги Хадыжи-Туапсе мы решили пробираться до Туапсе лесами и горными дорогами, уходили вместе с теми, кто должен был остаться в тылу врага вести партизанскую войну. Этот отряд возглавил секретарь Хадыжинского райкома партии Хомяков, человек, о подобных которому говорят: «С таким и у чёрта в аду не пропадёшь!».
Только через несколько тяжёлых, бессонных суток появились мы запыленные, небритые и голодные в Туапсе. К этому времени нас здесь успели «похоронить». На запрос Наркомата нефтяной промышленности, находящегося в Уфе, из Туапсе сообщили, что Байбаков вместе со своей группой специалистов, выполнявшей спецзадания, пали смертью храбрых. Каково было женам и матерям получить такое страшное сообщение на казённой, официальной бумаге! Моей жене, Клавдии Андреевне, жившей в то время в Уфе с маленькой дочкой Таней на руках, также пришлось принять и переживать мою «гибель».
Но, несмотря на все перипетии, мы выполнили главное задание Комитета Обороны, его председателя, лично товарища Сталина. Толстому Герингу устроили на Кубани великий пост — ни каплей нашей нефти не будет утолён его захватнический аппетит. Сколько похоронили мы самых заветных фашистских надежд.