В этот миг легковеру больше всего на свете хотелось спрятаться. Нырнуть в позолоченную солнцем и стружками мастерскую, где древесная пыль клубилась в воздухе, словно блестки, стоял на подоконнике кувшин с колокольчиками и ветер волновал занавеску над открытой дверью, куда мог войти только один человек. Тот, кто никогда не обидит и не напугает. Отец.
Чем ближе к мазанке, тем чугунней становились ноги. Не от слабости. От страха. Солдат Илан заметил сразу – двое в серо-синей форме с желтыми нашивками стояли во дворе и курили, видимо, сторожа дверь. Еще двое встретили Илана, когда он ворвался в дом. Следом влетели Марх и Рори.
– Болваны! – с отчаянием выпалил связанный Генхард. – Болваны! Чего вы сюда приперлись?!
И осекся, поняв, что этим делает только хуже.
Яни вязать не стали, она рыдала возле Дорриана. Мальчик был синий от побоев и едва дышал. Рори тут же бросился к нему, что-то мыча. Один Марх не растерялся и первым делом спросил:
– Чем обязаны визиту? Что натворил наш мелкий?
– Он осуждается за прикрытие порченых, – сказал один из солдат, продемонстрировав черную ленту. – Мы давно наблюдаем за вестниками Медука. Мальчишка снял ленту, значит, имеет дело с порчеными. Про вашу семью тут много слухов ходит. И не самых лестных. Вы здесь недавно, поселились в проклятом доме, взрослых нет и друг на друга вы не похожи ничем. Значит, не родные. Из всего этого вывод один – вы беглые порченые. Все до одного.
– И вранье! – выпалил Генхард.
– У вас нет доказательств! – бросил Марх.
– Или вы признаетесь, и решим все быстро, прямо тут, – сухо сказал мужчина. – Или решение слегка затянется, но никакой разницы в конце для вас не будет.
Порченые молчали. Илан будто занемел. Он ничего не мог придумать. Он же самый старший. Он теперь вместо Астре. Вместо Иремила. Вместо отца и матери им всем.
– Слушайте, – проговорил второй солдат усталым голосом. – Мы ж ей-ей не звери. Хоть и порченые вы, а детей убивать нам не в радость. Работа просто такая. Если вот сейчас нам не признаетесь, пытать вас будут. Там уже таких добреньких не отыщете. У меня самого четверо по лавкам, если б они порченые были, я бы их лучше своими руками изничтожил, чтоб другие не мучили. Вы давайте по-хорошему, ей-ей всем легче будет. Выйдем на площадь, людей соберем, признаетесь, да и дело с концом.
– Ладно, – глухо сказал Илан. – Мы пойдем. Только развяжите Генхарду ноги. Как он пойдет в таком виде?
Марх открыл было рот, но, глянув на брата, замолк, словно почувствовал – это неспроста. Рори продолжал рыдать, теперь уже за всех вместе. Дорриан очнулся и прохрипел: