– А если вдруг ты чувствуешь себя ничтожеством, – продолжил порченый, – ну, знаешь, лежать на свалке босым и побитым – чести мало. Особенно когда ты соахийский принц. Если ты из-за такого переживаешь – это полная ерунда. – Илан прислонился к печи и вытянул ноги. Кошка цапнула его за пуговицу на кармане. – Ты не огорчайся, что в грязь лицом ударил. Человек – он внутри, а не снаружи. Вот где его смотреть надо. Ты думаешь, я хороший парень? Я урод, каких поискать. Вечно прячусь за чужими спинами. Я в семье самый старший и должен быть главным, остальных защищать, проблемы решать, а я кисель киселем. Балованный я. Любили меня, жалели, от всех бед прятали. Вот и не закалился. Всегда хочу сбежать, закрыться в мастерской и не выходить оттуда, пока все плохое в мире не пройдет. Вот он я какой. Раньше у нас отец был, и когда он умер, не я его место занял, а мой беспомощный братишка. Теперь мы и с ним разделились. И ты думаешь, я все исправил? Да как же! Но я все-таки буду пытаться. Я себя переборю. В городе я уже освоился. Через трясучку, правда. Хожу на стройку каждый день, чтобы у младших еда была. И креплюсь вроде, а сегодня чуть поранился… И хоть бы протест перед Мархом устроил, когда он меня домой погнал! Ан нет, побежал, как крыса с корабля. Так что борись, братишка. Я в сто раз хуже, и то буду что-то с этим делать. Ты тем более сможешь.
Третий котенок съехал с груди парня и пищал, тыкаясь ему в подмышку. Илан пристроил его к матери и погладил между ушей указательным пальцем. Соахиец дышал спокойно. Илан осторожно убрал тряпку с его лица и увидел, что парень спит.
– Ну вот и хорошо, – вздохнул порченый. – И тебе полегчало, и мне.
* * *
Нико ждал, когда странная семейка вышвырнет его и удастся спокойно замерзнуть в подворотне, уйти в вечный сон к отцу, матери и Такаламу, где на террасе с гроздьями глицинии можно целыми днями играть в го, распивать чаи под звездным небом и слушать истории разных стран. Жизнь уже не интересовала принца. Болезненная и бессмысленная, она терзала душу и мучила тело, но Илан заразил Нико надеждой, от которой нужно было поскорее избавиться.
В наступивший чернодень принц хотел собрать все силы и выйти под лучи затмения, но его не оставляли в покое надолго. Вечно кто-нибудь подходил. То поили, то пытались сунуть сухарик. От крошек уже вся спина кололась и щипала. За последние пару суток Нико промочил одеяла потом насквозь. И что хуже всего – ему становилось легче. Он выздоравливал и испытывал голод. Еще до жути приспичило помыться. Казалось, если по коже провести тупым лезвием, слой грязи будет не меньше, чем на засаленном полу в лечебнице.