Я слышал ее дребезжание.
— Потом ее опять побили, и Рут ее сигаретой… прижгла…
Она придвинулась поближе и уткнулась мне в плечо. Я обнял ее.
— Не пойму, — сказал я. — Она собиралась за тобой вернуться. Мы думали что-то решить. Зачем было сейчас? Зачем она хотела тебя забрать? Зачем забирать тебя с собой?
Она протерла глаза и всхлипнула.
— Наверно, потому… что Рут… Рут меня трогает. Здесь… знаешь… внизу. И один раз она меня раскровила… И Мэг… я рассказала Мэг, и она разозлилась… сильно разозлилась, и сказала Рут, что знает, и Рут опять ее избила, очень сильно, лопаткой от камина, и…
Ее голос сорвался.
— Извини! Я не хотела. Надо было ей сбежать! Она должна была! Я не хотела, чтобы ее били! Ненавижу, когда Рут меня трогает! Ненавижу Рут! Ненавижу. Я сказала Мэг, что она делает, и ее поймали. Вот почему она пришла за мной.
Я обнял ее, и покачивал, как младенца, такой хрупкой она была.
— Тс-с-с-с! Успокойся. Все будет… хорошо.
Я подумал, как Рут ее трогала. Могу себе это представить. Слабое, беспомощное дитя, неспособное сопротивляться, женщина с пустыми глазами, мерцающими, словно поверхность бурного ручья. Я отогнал эту мысль прочь.
Успокоилась она нескоро.
— У меня есть кое-что, — сказала она, всхлипывая. — Я дала это Мэг. Посмотри под столом. Рядом с Мэг. Поищи
Я нашарил спичечный коробок и огарок свечи дюйма в два.
— Где ты?..
— У Рут стащила.
Я зажег свечу. Ее медовый свет заполнил собой комнату. Мне стало лучше.
Пока я не увидел Мэг.
Пока ее не увидели мы оба.
Она лежала на спине, до талии накрытая какой-то грязной тряпкой. Грудь и плечи были обнажены. Везде синяки. Ожоги сочились жидкостью.
Даже во сне мышцы лица были напряжены от боли. Ее трясло.
Надпись сверкала.
Я ТРАХАЮСЬ. ТРАХНИ МЕНЯ.
Я посмотрел на Сьюзен и увидел, что она снова собиралась расплакаться.
— Отвернись, — сказал я.
Потому что это было ужасно. Все это было ужасно.
Но хуже всего было не то, что сделали с ней, а то, что она делала сама с собой.
Грязными, зазубренными ногтями она впивалась себе в левую руку, от локтя до запястья.
Расчесывала шрам.
Расчесывала до крови.
Избитое, измученное тело в конце концов обернулось против самого себя.
— Не смотри, — сказал я. Я снял рубашку и умудрился зубами порвать ее по шву. Убрал правую руку Мэг в сторону. Обмотал кровоточащую левую в два слоя и завязал. Так она себе сильно не навредит.
— Хорошо, — сказал я.
Сьюзен плакала. Она все видела. Достаточно, чтобы понять.
— Почему? — сказала она. — Почему она так делает?
— Не знаю.
Но я знал, в некоторой степени. Я почти чувствовал то же самое, что и Мэг, ее гнев. Из-за того, что не справилась. Что не сумела выбраться к свободе, что подвела себя и сестру. Может быть, даже в первую очередь за то, что была из тех, с кем такое могло случиться. За то, что позволила этому случиться и думала, что все пройдет.