Всю свою жизнь Анхор ходил по краю, сражался, убивал, терпел лишения и раны. В его профессии до полусотни лет доживал едва ли каждый двадцатый. Сколько еще лет спокойно потоптать землю позволят наспех залеченные раны, он не знал. Даже если всего пару годков, этого должно хватить, чтобы поставить парня на ноги и не сильно тревожиться за то, что он не сможет выжить сам. Ветеран, сколько себя помнил, должен был только себе и своей семье. И сейчас его долг был в том, чтобы выпустить парня в мир подготовленным. Хотя бы в благодарность за то, что его появление помогло не сойти с ума от одиночества. Да еще появился шанс умереть по-человечески, а не как подзаборному псу, на груде мусора в углу гнилой халупы.
– Ты закончил с огородом возиться? – спросил Анхор, отставляя опустевшую посуду в сторону.
– Да, отец. – Кивнул Крис, смотря куда-то в сторону немигающим взглядом.
Все же, в какой-то мере, парень был не от мира сего. Мог разговаривать, спорить, ругаться, обижаться, грустить, но все вроде бы как во сне. Все его эмоции были будто свет свечи, пробивающийся сквозь туман – тусклый и невыразительный.
– Так может, приберемся и айда на реку, полосаток ловить? Снасти даже брать не придется, с прошлого раза на берегу у затона припрятаны, – предложил Анхор и с удовольствием потянулся.
– Почему бы и нет, отец, – выдал свое согласие Крис.
Приводить дом в порядок перед уходом они взяли себе за правило, так как никогда не знаешь, встретишь ли, вернувшись, ожидающих у порога Амию или Эйру, а то и обеих сразу. А когда в доме грязь, перед ними стыдно, что как дети малые. Вроде бы за собой прибрать не в силах.
Суетясь по дому, Крис вытащил из каменной печи кочергу, которую позабыли вынуть, оставив в тускло мерцающих углях. Анхор в очередной раз проводил взглядом спокойного парня. Кочерга была, конечно, не раскаленная, но волдыри у Анхора, схватись он так за горячий металл, как это сделал сын, пошли бы по всей ладони. Эту странность первой приметила Эйра – Крис очень слабо реагировал на сильные перепады температуры. Он не испытывал совершенно никакого дискомфорта, что от прогулки босиком по глубокому снегу, что от вытащенной голой рукой из углей костра печеной картофелины. Вот и сейчас, взялся за кочергу и даже не ойкнул. Все тот же спокойный, почти безразличный, взгляд, спрятанный в страшной маске из шрамов. Небось, даже мысли, что обжечься мог, не возникло.
Некоторое время спустя отец и сын прогулочным шагом двинулись по тропинке, идущей под уклон в сторону небольшой речушки. Богатая на заводи река с говорящим названием Тихая в это время года щедро делилась рыбой с каждым, у кого хватало терпения или умения. Полосатки хороший вкус имели и в вяленом, и в сушеном виде. А речные придонки, плоские крупные рыбы, питающиеся всем, чем было богато дно, от ила до жабьей икры, будучи пожаренными, имели очень приятный необычный вкус. Когда-то Анхор рыбачил ради пропитания и следил за поплавком, сглатывая голодную слюну. Теперь же, сидя рядом с сыном и сжимая в мозолистых руках короткое удилище, он чувствовал, что этот момент, наполненный покоем, один из тех самых, ради которых стоило пройти свой жизненный путь, полный опасностей и лишений.