— И что, купил?
— У меня до сих пор нет дома.
— Ну, ладно, что там с рейтарами де Брюиза, которые тебя немного поломали? И кто же тебя грамоте обучил?
— Читать меня еще отец научил, а все остальное сам. Ранение было тяжелым, я валялся в телеге целую неделю с другими ранеными. У меня была сломана ключица, рука и ребра. Все с левой стороны. Через неделю начал ходить, один единственный из телеги. Все остальные умерли. Ходил с трудом, поэтому меня хотели выгнать из роты. Лейтенант Брюнхвальд взял меня к себе за один талер в полгода.
— Лакеям обычно платят больше, — заметил епископ.
— Нет, лакей у него был. Он взял меня вестовым, конюхом, чтецом и всем остальным, кем только можно.
— Помощником лакея, — заметил епископ. — А что, это за Брюнхвальд? Он не из Леерзиндских Брюнхвальдов?
— Скорее всего, из них, но его никто не называл «фоном». Думаю, он был из бастардов.
— Был? — епископ на секунду перестал жевать.
— Да, был, через четыре года, при штурме Дрофера его убил арбалетчик. Болт пробил кирасу, вошел в грудь на палец, прямо в сердце. Он умер у меня на руках.
— А ты остался без хозяина?
— Да, но к тому времени я уже умел читать, считать и писать. Знал кое-какие законы. Последний год я вел всю его переписку и писал все его приказы. А он только прикладывал свой перстень.
— Так ты стал его писарем?
— Не совсем, что бы писарем. Лейтенант был бесшабашной храбрости человек. И вечно лез в самую кашу. А мне, к сожалению, приходилось следовать сразу за ним. Так что в палатке я был его писарем, а в бою оруженосцем. Таскал щит и алебарду.
Епископ, видимо, наелся, он лениво ковырял ложкой взбитые сливки с ягодами. Теперь он не казался солдату истеричным барином. Солдат видел, что перед ним сидит тонкий интриган, мастер политики, обмана и лукавства.
— И куда же ты пошел после смерти Брюнхвальда?
— Никуда не пошел. У Брюнхвальда был контракт с фон Крюнендорфом. Я так и остался у графа в полку. Он определил меня писарем в кавалерийскую роту.
— И как тебе было в кавалерийской роте?
— Весело. Они там все воровали.
— Воровали? И что ж они воровали?
— Все, что только можно. Лошадей ставят на выпас, а фураж списывают. Коновалов вызывали каждый день. Как будто половина лошадей в роте больны.
— А они не болели?
— Конечно, болели, но не так часто как приходили коновалы, не так часто, как это оплачивал граф.
— Ха-ха-ха-ха, — засмеялся епископ. — Воровали! Какая прелесть!
— Прибавьте к этому перековку, которой не было, и ремонт сбруи, который был не нужен.
— Ты не только грамотный, ты еще и в лошадях разбираешься?