— В Каму, а та — в Каспийское море, — умничал Коля и бежал на речку, нырять с мальчишками. Там-то, на дне, рядом с сомовьим омутом, он и нашел синюю пирамидку. Вода в реке в тот день была прозрачная, он нырнул и сразу отблеск приметил. Боязно было, но он поплыл вниз за синим сиянием — сквозь холодные струи придонного течения, сквозь противные скользкие водоросли, сквозь воображаемые голодные взгляды сомов, — ухватил блестяшку, всплыл с нею к солнышку.
— Стекло, — сказала бабушка, снимая очки. — Простое стекло, вроде бутылочного. Очень красиво граненое, интересно зачем. И значки вырезаны на гранях странные. Еврейские, может?
— Экая забавная штукенция, — сказал папа, прищуриваясь и глядя сквозь пирамидку в окно поезда, увозившего их обратно в Санкт-Петербург. — И что она на дне делала? Давай, Коля, стелиться, дорога дальняя. Я когда маленький был, однажды нырнул и солдатика оловянного нашел, старого, с краской облупленной. Долго он моим любимцем был, не помню, куда потом делся. Ужинать будешь? Яички, помидоры, и рыбки тебе бабушка пожарила. Ты стекляшку эту Дарье везешь подарить? Она по тебе скучала все лето.
— Вот еще, — буркнул Коля, кокая сваренное вкрутую яйцо о раму окошка. — Моя пирамидка. Дашке вон кубики бабушка передала.
Он сказал папе, что стекло иногда светится в темноте, как маленький синий звездный осколок, а папа не поверил. Но Коля помнил о волшебстве, и сейчас синему стеклышку предстояло стать гри-гри для куклы вуду.
Он зашил мягкое тельце пупса через край суровой ниткой. Теперь надо было закончить ритуал, призвав Дьявола, но Коля боялся, да и устал уже, спать хотелось. Решил обойтись подоброму, без сатаны.
«Теперь ты — Виссарион, — сказал он кукле, прежде чем убрать ее под подушку. Пупс смотрел глупо, выпучив голубые глаза. — Виссарион Степанов. Ты в моей власти. Уколю иголкой в живот — тебя возьмет и поносом скрутит. А в голову уколю — будешь мигренью маяться!» — Коля говорил строго, но уже знал, что не станет ни колоть, ни щипать Висечку — не было в нем колдунской черной жилки, добрый он был мальчик.
«Меня зовут Максим», — вдруг отчетливо произнес пупс вуду, но Коля уже совсем спал и подумал, что голос ему снится.
Наутро встал вопрос: как быть с вольтом? Спрятать в комнате было негде — так, чтобы мать точно не нашла. В ранец класть тоже было боязно — залезет кто-нибудь за учебником, позора не оберешься. Поэтому сунул пупса Коля в карман своих коротковатых форменных брюк.
— Ты куда без попрощалки! — Дашка на лестницу выскочила, стояла маленькая, смешная, у Коли аж в сердце что-то заболело. Он ее чмокнул в щеку, покружил по площадке, она ему волосы взъерошила.