Третьего дня пошел Левко по селу, куда глаза глядят, да и встретился ему на околице цыган роман, с которым ты в прошлом году сторговал мешок. Слово за слово, разговорился Левко с цыганом и рассказал ему о своей беде. Задумался цыган, потом и говорит: «Ты меня попусту никогда не обижал, давай я тебе помогу».
Левко только рассмеялся: «Как же ты мне против нечистого поможешь? Даже если уговорю Харитона дочь за меня выдать, как я жене в глаза смотреть буду, ведь ее родного отца на адские муки обреку!» А цыган только ухмыляется и говорит: «Есть у тебя конь знатный, отдашь мне — подскажу, как с нечистым сладить. Цыганская хитрость — она и черту самому не по зубам». Плюнул Левко, да и согласился…
На другой день шумела в селе ярмарка: мужики попивали, варили пиво и закусывали у шинкарок, и так до позднего часу. Вечером завидели на ярмарке и Левко. Сегодня он выглядел как — то необыкновенно свежим и хорошо одетым. Лицо его имело приятное выражение. Левко направился прямиком в пекарню и стал просить у Харитона красавицу Мирославу в жены.
А старый пекарь сидел у печи, подперши обеими руками голову. То пот со лба утирает, то на огонь косится — видать, об адском пламени думает. Печь у старика была добротная, каменная, с резными украшениями, какими обыкновенно отличается старина; она была почти вделана в стену, но так искусно была устроена, что, казалось, нельзя было ее достать вовсе. В углу комнаты была навалена на полу куча того, что погрубее и что недостойно лежать на столах. Что именно находилось в куче, решить было трудно, ибо пыли на ней было в таком изобилии, что руки всякого касавшегося становились похожими на перчатки; заметнее прочего высовывался оттуда отломленный кусок деревянной лопаты и старая подошва сапога. Никак бы нельзя было сказать, чтобы в комнате сей обитало живое существо.
Тут Левко и говорит ему: «Ты уж стар стал, неужели собираешься вечно у печи стоять? А я бы тебе вместо сына стал, лучше тебя бы все выпекал». Харитон и начал смеяться.
Мол, куда тебе, ты тесто только в руках у мамки видел. А за моими пряниками из Киева приезжали!
Эх я тебя! Я тебя, подлец, взгоню! Ах, какой чурбан! Охрабрел, обалдел, сатана!
Хочешь посоревноваться?! Давай. Только если проиграешь, больше никогда не станешь дочь замуж просить!
«Давай, — молвил Левко. — Только мне решать, что печь будем».
Харитон и согласился — ему всё равно, что печь, ему во всём нечистый договор помогает.
А Левко и говорит ему: «Будем просвиры печь хлебы». И порешили, и запили…
Вокруг мужиков собрались дворовые люди, пришли крестьяне с работниками, большею частью из старых из которых иные были почти совсем без ноги. Из-за изб были вынуты на землю две винные бутылки. Тут и сам Басаврюк подошел, стоит, хмурится, за пазухой договор колдовской рукой держит.