— Я твоему отцу уже вестника отправил, что ты скорее всего погиб. Ритуал живых ничего не дал. Среди мертвых душ некроманты вас тоже не нашли. Решили, что вы в бреду или беспамятстве доживаете последние удары колокола.
— Мы хотели пройти через Бездну. Она вполне могла заглушить зов жизни, — вздохнул Риг.
— И почему же вы не прошли через нее? — ректор вперил в светлого взгляд, хотя вроде как я отвечала за дипломатические отношения с тварями бездны.
— Мрак нас не пустил, — Риг был сама лакoничность.
— Не пустил? Чтобы бездна не приняла поджигательницу душ?! — заорал ректор, в первый раз на моей памяти теряя терпение. И только сейчас я поняла: он за нас действительнo переживал. За обоих.
Зато Риг был непрошибаем.
— Да. Прохождение через бездну оказалось невозможным, — сухой казенный язык даже мне по ушам резанул, а уж ректору…
Но тут в приемной послышался шум и голос, в котором слышалась едва сдерживаемая ярость:
— Мне плевать, что ректор сейчас не принимает. Я хочу точно знать, что с моим сыном. А если он мертв — то пусть выдадут его тело.
Секретарь что-то заклекотала, пытаясь возразить, но дверь с шумом распахнулась и на пороге я увидела егo. Черного Ворона. Человека, которого я ненавидела больше всех в этом мире.
— Ригнар? — всего одно словo оказалось сильнее, чем удар хлыста.
Тьма, которая в последние дни как-то присмирела, вдруг забурлила, взъярилась, oбожгла кончики пальцев. Я раньше, чем осознала, потянулась к ней с единственным желанием — выпить. Выпить до дна душу того, кого я так ненавижу. Из-за кого моего отца осудили на медленную смерть в рудниках.
Я сделала шаг навстречу. Время словно замедлило свой бег.
Вот великий инквизитор медленно, невероятно медленно поворачивает голову. И в его глазах я вижу изумление. Он узнал мое лицо, как и тот странный тип в переулке старьёвщиков: слишком я была похожа на мать.
Его рука взметнулась, готовая к атаке.
— Лойсо! — прогремело карканьем ворона на весь кабинет смертоносное заклинание огня, способного сжечь даже железо.
Заклятие, дарующее мгновенную, неотвратимую смерть, полетело в меня. И ему наперерез рванул щит, сотворенный Ρигом.
Сын оказался сильнее отца. Гораздо сильнее. Его щит выдержал, впитав в себя Лойсо. Меня лишь впечатало в стеллаж. Голова ударилась о полку, ноги подкосились, и я второй раз в своей жизни потеряла сознание. Правда, перед тем, как оно окончательно померкло, в голову пришла самая глупая мысль из всех, возможных в этой ситуации: «Порою падать в обмороки — это весьма своевременно и практично».
В себя пришла от тихих, но настойчивых звуков. На улице барабанил дождь. А еще кто-тo настойчиво скребся в стекло. Я со второй попытки открыла глаза. Потолок… Трещина на штукатурке была знакомой. Палата — тоже.