– Честно говоря, не верю я в вашего Морока, хотя и помню, что вы еле живыми оттуда вернулись.
– А в дьявола веришь?
Федор почесал темя.
– И в дьявола не особливо верю. Все беды – от жадных и злых людей, стремящихся нахапать, ничего не делая. Это они дьявола придумали, чтобы мы боялись и не прекословили.
– Это верно, – улыбнулся Илья, вспоминая чье-то изречение: самая большая победа дьявола состоит в том, что он заставил людей поверить, что его не существует.
– Ладно, к хренам они все сдались, – махнул могучей дланью Федор. – Давай-ка еще чайку с медком махнем. Мед сборный, только привез, чуешь, как пахнет? Лепота!
– Изумительно пахнет, – согласился Илья.
– А к деду Евстигнею мы все-таки вместе пойдем, – добавил хозяин, – когда стемнеет. Я снаружи покараулю, а ты в избе пошаришь. Ежели, конечно, она тебя не выплюнет. – Федор хихикнул. – Те-то гости, коих я в мае встретил, зашли туда и тут же обратно выскочили, перепуганные, волосы дыбом, и пар от них валит столбом. Будто кипятком ошпарили.
Федор снова хихикнул.
Улыбнулся и Пашин.
– Заговоренная изба у Евстигнея, не любит чужих. Что ж, посмотрим. Может, она и меня не впустит…
Но она впустила.
Уже ночью, в начале первого, выпив по кружке ягодного морса собственного приготовления, Илья и Федор зашли к соседу со стороны садового участка. И Пашин, потрогав цату, толкнул входную дверь избы, пробормотав про себя: «Давно я тут не плавал баттерфляем…»
Цата на груди нагрелась.
Илья остановился, прислушиваясь к теплой – вопреки ожиданиям – тишине Евстигнеевой избы. Кто-то смотрел на него из-за подволоки, пристально, настороженно, опасливо, но беззлобно. Затем что-то прошумело, невидимая струйка н е ж и т и протекла сквозь щель второй двери – из сеней в горницу, и Илья понял, что его пропустили. Скорее всего встречал его востуха, близкий родич домового, живущий за печкой и караулящий воров. По народным поверьям, там, где живет востуха, ничего плохого приключиться не может и ничто в доме не пропадает.
– Спасибо за доверие, – прошептал Илья, открывая дверь в горницу.
В нос пахнуло сложным сочетанием травяных и ягодных запахов, кожей, войлоком и сухой древесиной. Обычно, если в избе долго никто не живет, это чувствуется сразу, здесь же, в хате Евстигнея, сохранились все тонкие признаки жилья, словно хозяин вышел на минутку и сейчас вернется.
Илья вздохнул, продолжая вслушиваться в тишину и привыкать к темноте. Старый волхв в свой дом так и не вернулся.
В углу за громадой русской печи сгустился мрак, надвинулся мохнатой глыбой.
– Тихо, тихо, не шали, я свой, – пробормотал Илья, снова дотрагиваясь до талисмана.