После того, как в Актуре получили ответ и подтвердили его, сообщив дополнительно адрес семьи доктора Горна, вся компания, гомоня, выбралась на улицу.
– Господин Григо, – обратился к нему инспектор Талд, – столичный экспресс прибывает только через три дня, я могу посодействовать и забронировать билет.
– Я не так богат, как раньше, но достаточно обеспеченный человек, – Григо постучал тростью с позолоченной рукоятью по голени ноги, на которую он сильно хромал, – мы с Мааром уже к вечеру доберемся на моторной повозке до Мьента, а там я найму в артели рудокопов один из их дирижаблей, у меня там еще остались связи.
– Может… – инспектор задумался, – мне тоже поехать с вами? Мне все равно предстояло ехать с отчетами для тайной жандармерии, но в середине лета.
– Если соберетесь в течение часа, то жду вас у лавки, – ответил Григо, развернулся и обратился к Маару, протянув ему пару золотых кестов: – Дружище, купите нам припасов в дорогу и собирайтесь, через час жду…
Григо зашагал вверх по улице с гордо поднятой головой, его словно подменили – исчезла сутулость и глубокие, появившиеся от горя потери дочери морщины на лице. Он шел даже почти не хромая, высоко вскидывая трость и, приподнимая шляпу, здоровался со встречными горожанами, широко улыбаясь при этом. Его сердце трепетало, он был готов просто бежать, бежать в сторону Актура, на встречу с дочерью, с которой не виделся более пяти лет и уже тихонько оплакивал ее каждый вечер в маленькой комнатушке покойного старика Ллодэ.
Моторный фургон отправился в путь на юго-запад ровно через час. Маар, напялил поверх модного костюма в крупную клетку краги по локоть, а такое же клетчатое кепи примял очками… его атлетически сложенная фигура очень высокого роста, начищенный до ослепительного блеска медный протез правой руки, и этот вот клетчатый костюм смотрелись весьма комично. Но кто посмеет посмеяться над ним, не рискуя целостностью лица? Григо отрешенно смотрел в окно, сидя в салоне, а рядом инспектор Талд, проклинал тряску и пытался набить трубку…
Открытое море, недалеко от восточных берегов терратоса Аканов.
Кинт пришел в себя от холода и качки, неслабой такой качки. На руках чувствовалась тяжесть кандалов, мешка на голове уже не было, Кинт осмотрелся – чулан, или нечто подобное. Низкий потолок, комнатушка в длину на пару шагов и в ширину на один, массивная дверь в половину человеческого роста, окованная железными пластинами с крошечным окошечком, из которого на пол падает косой луч света. Кинт поджал ноги, кое-как уселся и оперся спиной на стену обнаружив, что сидит на грязном соломенном матрасе совершенно голый, а из одежды на нем только браслеты кандалов с мощной цепью. Доносились приглушенные крики, чувствовалась вибрация какой-то установки, пахло морем и сгоревшим углем.