Этого не было там, но потом вдруг появилось.
Там был Ник.
Он не просто смотрел на это, он вновь находился там.
Его мама стояла на газоне, болтая с его дядей Тецуо на ломаном японском и английском о том, что делать с рождественской ёлкой, жалуясь, что гирлянда не работает как надо, и её надо починить, поскольку отец Ника поехал купить ещё алкоголя. Он видел двух своих старших сестёр, Майю и Нуми — они лежали в шортах и майках на шезлонгах, впитывали холодное декабрьское солнце Калифорнии и распивали белое вино, одновременно наблюдая, как их дети носятся по траве и радостно визжат, гоняясь за футбольным мячиком.
Затем он увидел её.
Это его шокировало.
Одна лишь физическая реальность её шокировала его сердце.
Мири запрокинула голову, рассмеявшись над чем-то, что сказал его племянник, Джейсон. Затем ужасно пнула мячик сапогом на высоком каблуке, держа в одной руке бокал мартини, потом вновь запрокинула голову и захохотала.
Он помнил тот день.
Он помнил каждую проклятую секунду того дня.
В тот день она выглядела просто невероятно великолепной.
Даже будучи такой грустной, она выглядела охерительно… он почти не мог это вынести как человек. Он чувствовал себя вуайеристом из-за того, как много смотрел на неё в тот день.
Энджел подкалывала его на этот счёт.
Его самая давняя подруга пихала его, закатывала глаза, снова и снова, одними губами произносила слово «сталкер», между делом посмеивалась над ним и советовала просто положить конец этому дерьму и поговорить с ней — но он как будто не мог перестать пялиться на неё.
Он также не мог поговорить с ней об этом по-настоящему.
Ну, пока не стало слишком поздно.
В тот день он всё ещё раздумывал, что можно сказать. Он осознавал, что недавно произошло с ней в Таиланде, как её похитил и изнасиловал тот сумасшедший видящий. Он знал, что она пребывает в смятении из-за чувств к Блэку, как бы это ни раздражало Ника в то время. Он знал, что они ссорились, и Мири злилась на своего нового босса, и это не просто ссора между сотрудником и боссом, и даже не ссора между друзьями.
Учитывая всё это, он не хотел напирать, не хотел, чтобы она ощущала на себе какое-то давление.
Он пытался быть хорошим другом.
В то же время он перестал дурачить себя, будто не хочет от неё большего. Он фантазировал о ней, фантазировал о ночи, когда она набросилась на него в своей квартире, о том, как близко они подошли к тому, чтобы заняться сексом, и какой же охерительно горячей она была той ночью. Он чертовски много фантазировал и дрочил, думая о ней.
Весь тот канун Рождества он хотел обнять её, отвести в свою старую комнату, где жил, когда был подростком, а потом немного во взрослом возрасте, когда только вернулся из Ирака. Он хотел трахать её там, пока она не забудет о Блэке, о Таиланде, обо всём плохом, что случалось с ней.