Мир кругом помутился, подернулся вдруг чем-то прозрачным. Кусая губы, Клен зло вытер глаза. Он не поверил, что на глазах его собственная, чуть соленая влага.
— Грести нечем. Плот идет медленно, — он упрямо звал свои два бревна плотом.
Он вывернул шею, зло разглядывая скалы. Волна, отражаясь от отмели, клубилась, что-то неся на себе. Клен хмуро всмотрелся. Что-то длинное и темно-серое лежало на волне, иногда с нее скатываясь. Мокрая деревяшка, поблескивая, высовывалась, приподнимая на гребне волны край своей лопасти. Клен вытянулся, подался в сторону, к этой знакомой и дорогой вещи. Подхваченное течением весло проплывало мимо, чуть поворачиваясь и тем замедляя свой ход.
— Стой! Стой же! — заколотил по воде Клен. Броситься в воду и ловить весло он не решался, боясь не догнать потом связку бревен. Волна закружила весло, подбросила, и оно оказалось впереди — всего в двух саженях. Клен сильно подгреб, потянулся, рискуя перевернуться, и ухватил край лопасти: — Поймал!
Вот оно! Весло! То самое — захваченное штормом и унесенное в океан. Оно не пропало. Его подхватили течения и занесли сюда, к черным скалам! В воды, где так близка чужая Земля с ее неизведанными сигналами и маяками.
— Это мое весло! — Клен вскидывал его над головой. — С ним можно переплыть море и увидеть все острова и горы. Оно с Земли. С моей Земли, где весла в виде деревьев растут прямо из почвы! — Клен кричал до хрипоты и колотил по воде ногами. Черные скалы молчали, в безразличии отражая крик, а ветер только свистел, разнося эхо.
Так прошло много дней. Черные скалы исчезли. Открылись новые, совершенно незнакомые скопления, которые на Земле зовутся сверх-сверхдальними и которых ни один человек еще не видел даже в мираже. Клен плыл по плечи в воде, держась рукою за бревно и панически боясь его выпустить. Два других пришлось отвязать и отогнать в море.
…Когда бревнышко всего одно, оказалось, что можно плыть, удерживая его подмышкой, и еле-еле грести ногами… Еще на него можно положить голову и спать. Ноги при этом, наверное, сами гребут во сне. Хотя точно Клен этого не знал… Каждый час он просыпался в другом месте, формы скал и скоплений заметно менялись… Бревнышко укачивало и снова тянуло в сон.
Весла при нем давно уже не было. Оно пропало, когда Клен спал. Выскользнуло из руки и сгинуло. Так неожиданно выяснилось, что терять самое дорогое можно до бесконечности. Только с этого часа потерями станут не весла и бревна, а силы и уверенность в себе.
Вода затапливала ему плечи, плескала в лицо, дышала слабым хлористым вкусом. Кажется, пить ее еще можно. Клен, впрочем, не пытался. Вода часто сама вливалась ему в горло. Клен иногда ее сплевывал и сузившимися зрачками глядел вперед, над кромкой гребешков волн. Губы непрерывно и бестолково повторяли на все лады: