— Пожалуйста, убери эту штуку с моей постели, — попросила я.
— Нашей постели, детка, — поправил он меня. — Это наша постель. И на нашей постели должны лежать наши подушки. И теперь это наша подушка.
— Нет, — со смехом ответила я. — Я не хочу, чтобы это было нашей подушкой. Я хочу, чтобы это была подушка, которой ты пользовался, когда жил один.
— Что ж, это невозможно. Я не могу спать без этой подушки.
— Но ты месяцами спал здесь без этой подушки!
— Да, но теперь это мой собственный дом! Я плачу здесь арендную плату! Эта подушка нужна мне там, где я плачу арендную плату.
— Уф, — отступила я, — только надень на нее наволочку, ладно?
— Конечно. — Бен подошел к шкафу с постельным бельем и вернулся гордый, словно павлин. Затем он осторожно улегся на кровать.
— Ты принял викодин? Он снимет боль, — напомнила я.
— На кого я, по-твоему, похож? На мужчину, который не может справиться с небольшой болью? — спросил он, медленно подвинулся ко мне и положил голову на свою подушку. — Не хочешь попробовать? Она действительно удобная.
Я покачала головой:
— Нет, спасибо.
— Брось. Ты можешь полежать на ней пять секунд. Теперь это часть нас, — поддразнил меня Бен.
— Хорошо! Хорошо! — Я положила голову на его подушку. — О боже, эта штука ужасно пахнет.
— Что? Нет, она не пахнет!
— Я поверить не могу, что тебе не нравится запах моих книг. Эта подушка ужасна! — Я рассмеялась.
— Нет. Она замечательно пахнет. — Бен понюхал ее, чтобы убедиться. — Тебе просто нужно к ней привыкнуть, вот и все.
— Ладно, договорились, — сказала я и выключила свет. Через несколько минут он уже спал, а я лежала и чувствовала себя самой везучей девушкой на свете, потому что этот странный парень рядом со мной принадлежал мне. Потому что он жил здесь. Потому что у него было право требовать, чтобы его вонючая подушка оставалась в моей постели. Засыпая, я понюхала ее еще раз и не смогла представить, что когда-нибудь к ней привыкну. Но очень быстро именно это со мной и случилось.
СЕНТЯБРЬ
Коробки были почти собраны. Вещей Бена практически не осталось. Я видела только ряды коричневых коробок. Я сохранила толстовку с эмблемой Университета Южной Калифорнии и несколько его футболок. В кухонном шкафу я оставила его любимую кружку. Сьюзен отнесла в свою машину несколько книг и фотографий, чтобы увезти их с собой. Она добавила еще несколько блокнотов, в которых он писал, и еще несколько вещиц, не имевших значения ни для кого, но которые значили всё для матери.
Когда все оказалось в коробках, у Сьюзен уже не было повода оставаться у меня.