Как только она появилась в дверях, Хохмач, который видел, как она выходила из аудитории, вскочил с места и тоном слащавой заботливости обратился к преподавателю:
— Разрешите Худяковой войти, Петр Владимирович.
— Войти? — Петр Владимирович отвлекся от формул, которые с видом пожизненно осужденного на галеры выписывал на доске троишник Морозов. — Я не знал, что она выходила.
— Ей нужно было очень срочно, понимаете. У нее эта самая, диарея… — добавил Мулат и громко фыркнул в кулак.
Петр Владимирович строго погрозил пальцем весельчакам. Ирина же, усаживаясь на свое место, стрельнула в «белобрысого балабола» и его смуглокожего соседа по столу убийственным взглядом. Если бы энергия этого взгляда могла материализоваться, то Хохмач сгорел бы в один миг. Но он не только остался жив, но и не потерял хорошего расположения духа.
«Трепачи проклятые. Смейтесь-смейтесь пока. Но посмотрим, кто из нас будет смеяться последним. У меня для вас тоже есть интересная информация. Как вам понравится, что ваша общая Ивана выходит замуж? И ведь какая таинственность — никто даже не знает, кто ее жених. Эта дурочка простушкой только прикидывается».
Ирина была довольна, что Ивана не перешла ей дорогу к сердцу Хана, и все же ее немного беспокоила мысль о том, что та нашла, может быть, удачную партию, раньше нее. «Наверное, ботан какой-нибудь. Кто на ее мощи еще может клюнуть», — тут же успокоила она сама себя
Глава 7. КОВАРСТВО ЧУВСТВ
Было уже далеко за полночь. Лунный свет, попадая в комнату сквозь ветви деревьев, которые росли рядом с домом, и рисовал на потолке и стенах загадочные силуэты. Ощущение, что сейчас он должен вспомнить что-то очень важное, но давно забытое, не давало ему заснуть. Но память упорно не желала возвращать ему ту часть прожитой жизни. Хан напряженно вглядывался в тени на стене, словно они могли помочь ему отгадать эту загадку. Вот от двери к изголовью кровати скользнула змея, медленно подняла голову, изящно изогнув тело. Завороженный трансформациями театра теней, Хан погрузился в оцепенение…
…Яркие солнечные блики на старинном оружии, развешанном на стенах, сильные руки подбрасывают его, он летит вверх, потом падает вниз — сердце замирает от восторга и страха, он кричит и падает в теплые бережные объятья…
Фонари за окном. Привычный шум ночного города. Он — еще «там» или уже здесь? И что с ним такое было? Если он спал, то сон длился не более мгновения. И то, что он видел, не могло быть сном. Слишком ясными были образы. Он четко осознавал себя в каждый момент видения, ощущал прикосновения и понимал то, что раньше ему было неведомо. Глубоко в груди засела огненная заноза. По щекам текли слезы счастья и скорби одновременно. Хан никогда ранее не испытывал такого дикого сочетания чувств. Ему казалось, что вся его прежняя жизнь стоила этих нескольких мгновений, в которых он познал смысл всего, что с ним происходило и, что ему предстоит совершить.