, изыскав средства в казне, для выплат вдовам, сиротам, старикам. Её осуждали, ей завидовали, её не понимали, а она, при полной поддержке супруга, всего за пару талей улучшила жизнь многим, кому до её правления жилось значительно хуже.
Поэтому не удивившись отсутствию толпы прихлебателей, я двинулась глубже, в личные покои. Я с изумлением рассматривала декор комнаты — западная стена которой была альковом, отгороженной балюстрадой частью комнаты, в ней расположили огромный монолитный отполированный стол, инкрустированный позолотой, с множеством ящичков, на нем в беспорядке лежали бумаги, книги, писчие принадлежности, тетради и раскрытые книги с разноцветными шелковыми закладками. Было явное ощущение, что Цесса ежедневно проводит за ним много времени, и не в праздности, а в работе. Два глобуса — земли и неба — дополняли декор.
Я вновь прошла дальше и увлекшись рисунком восточного ковра под ногами, вошла в дверь без стука. Мне совсем не свойственна была подобная бестактность, но изумление от пустых комнат и небольшая рассеянность, удивление и волнение от незнания причины моего приглашения, и я допустила серьезную промашку. Но возможно, именно она и спасла жизнь Теане.
По началу я хотела поприветствовать Её Величество как полагается. Когда я вошла, она о чем то разговаривала с одной из придворных дам, и я решила не усугублять свою оплошность, а некоторое время не привлекать к себе внимание. Когда же я сфокусировала взгляд, до сего момента опущенный в пол, на дамах, я поняла, что это явно не дружеская беседа. Если Теана стояла ко мне в пол оборота, то другая несса — спиной. В живот, распоров ткань домашнего платья, супруге Цесса упирался острый кинжал, который прочно в своих руках держала стройная шатенка. Другой рукой она держала большой жёлтый кулон, который спускался с шеи на длинной толстой цепи красного золота. На сколько я помню, это украшение является одной из регалий власти. Снять его можно только по собственному желанию, а я что-то не вижу такового на испуганном лице Теаны. Не придумав ничего лучше, я тихо подошла к ним, оглянулась по сторонам и бесшумно схватив первую попавшуюся статуэтку, (а ей оказался милый пухлощекий херувимчик) ударила шатенку по голове. Та с всхлипом выронила нож и кулем с мукой распласталась на полу. При этом, проваливаясь в беспамятство, она естественно не отпустила кулон. Вместе с несостоявшейся убийцей упала и Цесса. Пока она выпутывала застрявшие в пальцах обморочной нессы звенья цепи и барахталась в куче рук, ног, волос, платья и кинжала, я в ступоре искала куда поставить тяжеленный статую откормленного ангела. В моей голове роились совершенно не те мысли. Ведь вместо сожаления о том, что я ударила человека, или позыва к помощи Теане, я думала о том, что на таких хиленьких крыльях как у этого херувимчика, такое толстое тельце и пухлую попу, на небо не унесешь. И решила, что пожалуй пирожных я буду есть поменьше.