— Дайте мне хоть час.
— У меня связаны руки.
— Вы сказали, что другой покупатель дает двенадцать тысяч. Я согласен.
— Если бы я только мог, мой милый друг! Но сделка есть…
— Назовите цену.
— Мне очень жаль, Джонатан. Другой покупатель говорит, что перекроет любую вашу цену. Но раз уж вы предложили пятнадцать тысяч, я справлюсь у него. — На том конце послышалось невнятное бормотание. — Джонатан, он говорит — шестнадцать. Что я могу поделать?
— Кто другой покупатель?
— Джонатан! — Голос торговца был исполнен благородного негодования.
— За эти сведения я заплачу лишнюю тысячу.
— Как же я могу сказать вам, Джонатан? А мои этические принципы? И к тому же он тут, в одной комнате со мной.
— Ясно. Хорошо, я вам его опишу. Скажите только «да», если описание подойдет. Тысяча долларов за один слог.
— По такой таксе сколько же будет стоить подробное объяснение?
— Это блондин с короткой стрижкой, плотный, глаза маленькие, близко посаженные, лицо тяжелое, плоское, одет, скорее всего, в спортивный пиджак, галстук и носки непременно в самом дурном вкусе, и наверняка сидит у вас в доме, не сняв шляпу.
— В самую точку, Джонатан! Точно, как тысяча долларов.
Значит, это был Клемент Поуп.
— Я знаю этого человека. У него должна быть предельная цена. Безграничного пользования фондами хозяин ему никогда не доверит. Я предлагаю восемнадцать тысяч.
Голос торговца преисполнился уважения.
— У вас есть столько наличности, Джонатан?
— Есть.
На том конце последовало продолжительное и сердитое бормотание.
— Джонатан! У меня для вас чудесные новости. Он говорит, что может перекрыть вашу цену, только у него при себе нет таких денег. Он сможет их добыть только через несколько часов. Поэтому, дорогой мой друг, если вы будете здесь к часу и привезете девятнадцать тысяч долларов, картина ваша, и мое благословение в придачу.
— Девятнадцать тысяч?
— А плата за информацию?
За картину Джонатан выложит почти все, что имеет, и придется ему изыскать какой-то способ разобраться с долгами и с жалованьем мистеру Монку. Но зато у него будет Писсарро.
— Отлично. К часу буду.
— Великолепно, Джонатан. Моя жена приготовит вам чашечку чаю. Теперь скажите мне, как вы себя чувствуете? Как дети?
Джонатан повторил условия договоренности, чтобы не было никакой ошибки, и повесил трубку.
Еще несколько минут он сидел на краю постели, устремив взор в пространство. Его ненависть к Дракону и Поупу собралась в один комок, крепкий, как алмаз. Затем он ощутил запах кофе и вспомнил о Джемайме.
Она ушла. И с нею исчез голубой конверт, пухлый от стодолларовых банкнот.