Тут Ранно не выдержал. Наклонился вперед, уперевшись локтями в столик. Одной рукой схватил молоток. Он злости он не говорил, а хрипел.
— Это уж чересчур. Я желаю, чтобы эти вопросы были решены сейчас же и навсегда.
Николан шагнул к нему и два смертельных врага на какое-то мгновение застыли в молчании.
— Этот человек, — Ранно выпустил из руки молоток и указал на Николана, — этот предатель собственного народа, обвинен в столь страшном преступлении, что откладывать суд не представляется никакой возможности. Он же пытается затянуть судебное разбирательство, переключая наше внимание на процедурные вопросы.
— Я заявляю, — ответил Николан, — что данный суд избран незаконно, а потому не имеет права выносить решение ни по моему делу, ни по любому другому.
— А я заявляю, — Ранно ударил рукой по столу, рукой слишком белокожей и пухлой для человека, проводящего всю жизнь в седле, — что никто, кроме обвиняемого, не имеет претензий к составу суда.
Писцы торопливо записывали все сказанное, листки пергамента относили глашатаям, которые тут же знакомили с написанным сидящих на склонах.
— Я предлагаю проголосовать, — воскликнул Ранно. — Устраивает ли вас, друзья мои, нынешний состав Ферма? Можем ли мы продолжать заседание? Пусть встанут те, кто нам доверяет.
Поначалу все остались на своих местах, как бы решая, а стоит ли следовать желанию Ранно. Потом вскочили несколько человек, их число все росло, пример показался заразительным. Наконец, поднялись и самые нерешительные.
Ранно удовлетворенно кивнул.
— Народ плоскогорья доверяет мне. Ты готов продолжать, господин мой Оратор?
— Мой долг обратить внимание всех на то обстоятельство, что обвинение выдвинуто новым председателем Ферма. По обычаю члены Ферма, выдвигающие обвинения, не могут выносить суждения по процессу, в котором они выступают свидетелем. Могу я спросить, намерен ли Ранно Финнинальдер выйти из состава Ферма до вынесения им решения?
Ранно пренебрежительно хохотнул.
— Господин Оратор, у меня нет такого желания.
— У нас нет закона, воспрещающего тебе участвовать в этом процессе. Но этого требует чувство справедливости, столь развитое у нашего народа.
— Позволю себе сказать, что свойственное мне чувство справедливости требует, чтобы я остался в этом кресле. С тем, чтобы не допустить, что те, кто погиб на поле у Шалона останутся неотомщенными!
Такая решительность не могла не вызвать аплодисментов зрителей, и они последовали, как только глашатаи донесли до сидящих на склонах слова Ранно.
— Народ сказал свое слово! — вскричал Ранно. — Теперь ты можешь открывать слушания.