Услышав женский крик, я стиснул зубы, но продолжил приторачивать тюки с провизией к коню. Хватит геройства, это не моя война, я не могу всех спасти.
— Ты один, но, может, ты можешь что-то сделать?
Я молча отвернулся от крестьянина, делая вид, что я занят. Он яростно плюнул в землю и отошел. Не моя война, не моя, я же не могу бегать по деревням и быть их избавителем от всех напастей. Рядом раздался звук неспешного аллюра и мимо медленно прогарцевал давешний всадник, с перекинутой через седло Лиской. Мы встретились с ней глазами. В них не было ни боли, ни страха, ни мольбы о спасении. Просто обреченность. Она уже поставила на себе крест и смотря на меня понимала, что я ничего не смогу сделать, даже если она попросит. Да, она и не просила.
Я скрипнул зубами:
— Ну все, хватит уже безобразий!
Морлок остановился и уставился на меня немигающим взглядом:
— Не лезь не в свое дело. Жить надоело? Ну так мы это можем быстро исправить.
Ада начала слегка подрагивать, словно толкая меня в спину и я медленно заговорил, чеканя каждое слово:
— Девушку. Отпусти. Мразь.
Судя по всему, он был главный в этой тройке, так как сделал лишь легкое движение головы и один из всадников помчался ко мне, выхватывая меч. Все произошло так быстро, что я даже не успел выхватить свою детку. Сдвиг сознания, прыжок в сторону противника, уклонение от меча, перехват руки и сдергивание его с лошади. Всадник еще летел в воздухе, и я вывернул его руку, положив себе на плечо. Страшный прием. Его инерция и моя сила просто раздробили его локтевой сустав, даже если он бы и выжил, то никогда не смог держать даже ложку. Но я не позволил ему остаться в живых, ударив по гортани резким ударом растопыренной ладони. Не успело его тело опуститься на землю, как я уже стоял в боевой стойке, держа в руках Аду. Противники уже спешились и медленно двигались ко мне. Ада стала трястись все сильнее и я почувствовал, что на меня опять накатывает странное демоническое наваждение:
— Ничтожные черви, как вы смеете бросать вызов силе Сотворенной во Тьме и Приносящему Смерть!
Мир стал похож на стопку рисованных черно-белых картинок, противники выглядели как карандашные наброски. Словно художник углем, я рисовал по реальности мечом. Это был мой холст и лишь мой кусочек угля мог что-либо изменить на нем. Когда все закончилось передо мной лежала груда кусков плоти, которые, что с трудом верилось, когда-то были людьми. Они выглядели так, будто какой-то механизм нашинковал их за считанные секунды. Меня бил озноб, как и каждый раз после подобного, я чувствовал, что меч все сильнее начинает овладевать мною и это мне не нравилось.