Приднестровский беспредел (Примост) - страница 95

Был конец мая, теплого и солнечного, и воевать совершенно не хотелось, но все говорило о том, что новый всплеск огненного шторма не за горами. С каждым днем все больше двигалось на той стороне бронетехники, с каждым днем все активнее вели себя румыны на позициях, с каждым днем все кровожаднее становились выпуски «брехинжера»…

«И охота им искать на свою задницу неприятностей, — думал Миха, разглядывая в бинокль ползущую по румынскому берегу на юг колонну бронетранспортеров. — У них что, дел по хозяйству нет? Всяких там битв за урожай, социалистических соревнований в цехах, хороводов вокруг памятника Стефану Чал Маре? Их беда в том, что они слишком много пьют. Боже мой, русского Ваню все считают страшным алкоголиком, родным братцем зеленого змия, даже вон анекдоты на эту тему травят. А ведь он, этот Ваня, в сравнении с первым встречным голдырем-молдаванином — самый настоящий председатель общества тотальной трезвости… Про молдаван тоже анекдоты ходят, но совсем другого рода… А чего же вы хотите от нации, которая столетиями хлещет вино в непомерных количествах? Зачинают детей — пьют, вынашивают — пьют, рожают, выкармливают, воспитывают — опять же таки пьют. И даже этот, который родился, совсем маленький еще, не то, что под стол, под стул пешком ходит, слово „кернуть“ еще правильно не произносит, а и он туда же… И ведь это — из поколения в поколение! То-то у кое-кого на том берегу уже бецики с пециками в башке ползают… А кроме того, это ж всегда так: накерялся и — ну за шашку хвататься. И это — в стране, где растет столько драпа!.. Не понимаю. Честное слово, не понимаю… Такие плантари кругом, а они — воевать!.. Забили бы косой, пыхнули от души и расслабились…»

Миха знал, что предлагать: вот уже полчаса он находился в состоянии приятного наркотического опьянения, недостаточного для запуска крыши в межзвездное пространство, но вполне способствующего умиротворенному созерцанию окружающей действительности. Действительность эта была словно отделена от Михи толстым прозрачным стеклом и существовала в каком-то ином измерении, что придавало ей особую пикантность. Ведь что может быть для тебя интересного в движущейся где-то далеко колонне БТРов, если только ты не десятилетний мальчуган, который видит военную технику только по телевизору, в «красный день календаря»? Но порция драпа, этого спрятавшегося в папиросе и вытекающего оттуда с дымом, как джинн из лампы, волшебника, заставляет забыть о вони, лязге и скрежете механизмов, о грязи колес и смертоносности оружия, о ненависти, скрючившейся внутри, в боевых отсеках. И сейчас для тебя эти бэтээры — неясные темнозеленые образы, колесницы Джаганнатхи, бесплотные молнии богов войны, совершенные в своем холодном гневе, которые плывут в далеком ирреальном мире навстречу неумолимой судьбе…