– Послушайте, Роберт…
– Замолчите, – приказал я.
Хвала духам, в руках у меня был стакан, а не что-то другое, иначе в трактире бы стало на одного живого человека меньше.
Ему все же удалось вывести меня из себя. Найти одну из немногих болевых точек. Мир будто подернулся зеленоватой дымкой. Раздался треск: толстое стекло все же лопнуло у меня в руке.
В глубине души я понимал, почему Виктор поднял эту тему. И признавал, что он прав – даже в том, что не успел сказать мне. Я представлял, какое впечатление произвожу. Но не в моих силах было изменить это. Чужой дар мог заставить жить, но не мог дать желания продолжать эту жизнь. «Нзамби», вспомнилось мне слово Темного континента. Живой мертвец. Порабощенный чужой волей, бездумно исполняющий приказы своего хозяина…
Неудивительно, что Виктор беспокоился за меня. И не только он: готов поспорить, леди Эйзенхарт и ее супруга также волновало мое состояние.
«Так вот что такое семья, – мелькнула мысль. – Хвала духам, раньше я был избавлен от этого».
Я сделал глубокий вдох. Еще один. Успокоившись, перевел взгляд на Виктора. Тот смотрел в центр зала. Игроки сменились: к быку подсел новый желающий испытать удачу. Его огненно-рыжая шевелюра полыхала в толпе.
– Вы забудете об этом разговоре. И больше никогда не поднимете эту тему, – наконец велел я. – И что такое флеббы?
Эйзенхарт моментально обернулся ко мне.
– Значит ли это, что вы меня простили?
– Нет. Я понимаю ваши намерения, но оставьте их при себе. Так что же?
– Бумаги, – перевел Виктор.
Разумеется. Один из быков говорил о бумагах. Странное слово, не похожее ни на один из диалектов империи.
– На каком это языке?
Эйзенхарт задумался.
– Это не совсем язык. Скорее, арго. Редвельш. На нем говорят йенишы, вороны, воры – все, кто не совсем в ладах с законом. Эти двое… Они спрашивали вас о бумагах?
Я пересказал ему тот разговор.
– Зато теперь мы знаем, что документы не у них, – резюмировал Эйзенхарт, когда я закончил свой рассказ. – И знаем, что либо у нас, либо у вас завелся крот.
– Крот? – недоумевающе переспросил я.
– Доносчик, работающий на нанимателя Хевеля. Иначе с чего бы кому-то нападать на вас?
Эйзенхарт в задумчивости провел пальцем по краю столешницы.
– Кстати, откуда вы, говорите, шли, доктор? – сощурил он глаза.
Второй раз за вечер я продиктовал адрес.
– Каким ветром вас туда занесло?
– Каким ветром может занести мужчину в отель с почасовой оплатой?
Эйзенхарт оживился.
– Неужели дама? А вы все-таки не совсем потеряны для этого мира, – перехватив мой взгляд, он прикусил язык. – Познакомите?
– Она вдова, – сухо проинформировал его я. – И в данный момент в трауре.