– Что же до тебя, – продолжила Лора, вытирая глаза запястьем, – не знаю, кто она, но она очень везучая.
Это отрицать смысла не было.
– Мне действительно очень жаль.
– Как скажешь.
Горько улыбнувшись, Лора хлопнула ладонями по коленям.
– Ладно, меня подмаслили. Чего еще девочке просить? Сделай одолжение, пусть тебе хреново будет, окей? Затягивать не обязательно, неделя-другая сойдет.
– Я уже себя хреново чувствую.
– Хорошо.
Она снова наклонилась и взасос поцеловала его в губы, с привкусом слез. И резко отдернулась.
– На посошок. Увидимся, лейтенант.
Солнце только вставало, когда Питер поднялся по лестнице на гребень плотины. Нынче похмелье надолго, а после дня с молотком на раскаленной крыше явно лучше не станет. Можно было бы еще часок поспать, но после разговора с Лорой ему хотелось хоть как-то прочистить голову прежде, чем он явится на стройку.
Солнце осветило его всего, когда он поднялся наверх, его лучи едва скрывали редкие облачка, которые исчезнут в течение часа. С тех пор как Питер подал в отставку из Экспедиционного Отряда, плотина стала для него чем-то вроде тотема. Перед его роковым отъездом в Хоумленд он привел сюда племянника. Ничего особенного не произошло. Они наслаждались видами, говорили о странствиях Питера в Экспедиционном Отряде и о родителях Калеба, Тео и Мас, а потом спустились к основанию плотины и плавали. Для Калеба это было впервые. Вроде бы простая прогулка, но к концу того дня что-то переменилось. В сердце Питера будто открылась дверь. Тогда он этого не понял, но за этой дверью его ждал новый путь, новый смысл жизни, тот, где он принимал на себя ответственность и становился отцом этому мальчику.
Та жизнь, о которой знали все остальные. Жизнь Питера Джексона, отставного офицера Экспедиционного Отряда, который стал отцом ребенку и плотником, обычным гражданином Кервилла. Обычная жизнь, как у всех, со своими радостями и горестями, взлетами и падениями, день за днем. Он был рад, что живет именно так. Калебу только что стукнуло десять. В отличие от Питера, который в этом возрасте уже служил посыльным в Страже, у мальчика было нормальное детство. Он ходил в школу, играл с друзьями, не напрягаясь, выполнял все свои обязанности, особо не жалуясь. Каждый вечер, когда Питер укладывал его спать, он мгновенно погружался в сны, наполненный убаюкивающим пониманием того, что следующий день станет таким же, как и предыдущий. Он был рослым для своего возраста, как и все Джексоны, и с его лица уже начала пропадать детская мягкость. Он всё больше походил на своего отца, Тео, хотя они теперь о нем и не разговаривали. Не то чтобы Питер этого избегал, мальчишка просто сам не спрашивал. Как-то вечером, когда Питер и Калеб уже с полгода прожили вместе, они играли в шахматы, и мальчишка, занеся руку над фигурой, чтобы сделать следующий ход, заговорил, легко, так, как мог бы заговорить о погоде: