И при этом…
Матильда медленно оглядела его снизу вверх, начиная с обычных сапог, какие носят гвардейцы, обычных военного же образца кожаных штанов и немного выбившейся из-за пояса сорочки из беленого, тонкого и слегка подмокшего от пота полотна. Ни дублета, ни камзола – ничего такого на нем не было, как и перевязи со шпагой. Но на его одежду или ее отсутствие Матильде было плевать. Она даже толком не смогла разглядеть – есть ли кубики на его прессе, широки ли его плечи. Боже, какая это все ерунда, когда на нее смотрят самые теплые, самые глубокие, самые синие в мире глаза, когда самые горячие губы на свете улыбаются нежно и немного робко, словно этот странный мужчина не может поверить, что видит именно ее, единственную женщину в мире…
Она даже не сразу поняла, что ей мешает рассмотреть его лицо не тень, а шелковая полумаска, и что волосы у него светлые, чуть вьющиеся.
Она не знала, красив он или страшен. Ей было все равно, богат он или нищ.
Она просто смотрела в его глаза и смотрела, и смотрела, забыв, где находится и зачем сюда явилась.
Пока он не шагнул к ней – приблизившись всего на полшага – и ее не обожгло раскаленной лавой его голоса, плеснувшего ей на кожу, под кожу, куда-то, где трепыхалось никогда не знавшее страсти, до сих пор ни разу не бившееся в полную силу сердце.
– Мадам, вы же потанцуете со мной? – прозвучало так, словно от ее согласия зависела его жизнь.
– Да, мсье, – и поняла, что согласилась на что-то гораздо большее, чем танец.
Глава 14, о единстве противоположностей
Брийо, Пале-Рояль
Андре
Клочок бумаги в его руках истончался, превращаясь в пепел, но Андре этого не замечал. Он вчитывался в знакомые округлые буквы, и в груди щемило от нежности и сожаления.
«Сынок, я не верю в твою вину. Ты не мог убить, я знаю. Я добьюсь помилования, но умоляю тебя, не появляйся дома!
Это я виновата в том, что твоя жизнь погублена. Ради любви к твоему отцу я отказалась от своего дара и позволила отобрать дар у тебя. Я хотела, чтобы мы все были счастливы, но Небеса посмеялись надо мной… Молю тебя, вспомни о своем даре, развивай и используй его, иначе он сожжет тебя.
Люблю тебя.
Мама».
Пепел давно осыпался с его пальцев, но Андре все стоял, невидяще глядя в окно – там благоухали цветущие яблони, щебетали птицы. В сердце же Андре было пусто и мертво, как в склепе. Лишь бились обрывки мыслей, не желая складываться в единую картину. Слишком уж эта картина была неприглядна.
Он всегда верил, что мать его родилась бездарной, что отец женился на ней по великой любви, принимая ее такой, какая она есть, что он пошел против мнения света, против предрассудков… А оказалось, что все совсем не так. Маркиза Аурелия была сильной некроманткой, и по настоянию супруга… или жениха, не суть… Она отказалась от своего дара и позволила заблокировать дар своего первенца. И теперь… а что теперь?