– Беги за шампельенским!
В комнату она вошла с бешено колотящимся сердцем, нашла взглядом мсье Товиля – самого лучшего, самого прекрасного человека на свете. Человека, который принес ей свободу!
– Ваша светлость, – поклонился ей нотариус, сияя довольной улыбкой.
– Светлость?.. Но… – Матильда от неожиданности растеряла все слова.
Нотариус же подошел, галантно склонился к ее руке и коснулся губами пальцев. Матильда машинально отметила прическу волосок к волоску, тонкий запах парфюма с ноткой можжевельника и подчеркивающий ширину плеч темно-синий, с искрой, камзол.
– У меня для вас печальное известие, – сказал нотариус, выпрямившись и все еще удерживая руку Матильды в своей. Тон его резко противоречил словам: никакой печали, исключительно радость. – Ваш муж скоропостижно скончался. Вы теперь вдова, княгиня.
Матильда чуть не села прямо там, где стояла. Ее удержал Товиль, привлек к себе и проводил к креслу.
– Какая трагедия… – пробормотала Матильда, едва удерживаясь, чтобы не пуститься в пляс. Нехорошо, даром что она видела супруга всего однажды, и он был пьян до белых глаз.
– Ужасная трагедия, ваша светлость. – Товиль сверкнул глазами и сделал знак помощнику: Матильда только сейчас заметила невзрачного молодого человека в сером, даже на вид похожего на записного сутягу.
Молодой человек почтительно поднес Матильде какие-то бумаги официального вида, из которых она выхватила лишь одно название: свидетельство о смерти.
– Ознакомьтесь, ваша светлость, – подсказал ей Товиль.
Кивнув, Матильда еще раз скользнула взглядом по бумагам, но ничегошеньки в них не разобрала ни с первого раза, ни со второго, ни с третьего. Товиль, его помощник и пытающаяся слиться с обивкой кресла Жозефина терпеливо ждали.
От бесполезного дела разглядывания фиги в книге Матильду отвлекла горничная с шампельенским: она тихонько зашла, поставила все на стол и молча исчезла.
– Получается, я теперь вдова… – Матильда отдала бумаги обратно, помощнику нотариуса. – Княгиня – титул учтивости?
«Княгиня из борделя, почти принцесса цирка», – почему-то вертелось в голове.
– Разумеется, – кивнул Товиль, – однако вы урожденная дворянка. Я разыскал ваших родителей. Если позволите, я не буду вслух называть их фамилии. – Он обернулся к Жозефине, такой бледной и незаметной, что Матильда едва ее узнала. У бедняжки даже волосы потускнели, став из огненно-рыжих словно присыпанными пылью.
– Родителей? – переспросила Матильда, лишь бы что-нибудь сказать. Мысли метались, как взбесившиеся крысы по клетке. Вот уж чего, а встречи с незнакомцами, которых она в жизни не видела, ей не хотелось совершенно.