– Умный ты, всё-то знаешь. Вот и про лекарство сразу понял. А что Витя Калина спекся, даже не догадывался.
Тут-то он и рассказал, что освободили его не по УДО, а по актировке, как хронически тяжелобольного. Думали, он на операцию пойдет, однако после нее редко больше полугода живут. Больной под нож не полез и живет уже четыре года. Несколько времени назад начались боли, значит, конец уже близок. Пока ходит, но врач обещает не больше двух-трех месяцев. Железный мужик! Так держаться перед смертью мало кто может. Рак и в XXI веке не победили, а сейчас только самое начало войны с ним. Главное, ведь сказать-то нечего. Сочувствия ему точно не нужно. А иного ни я, ни кто другой предложить не может. Здоровье не купишь. Спросил для приличия:
– Может, могу чем помочь?
– Можешь, – ответил старик. – Не пыли. Всё едино никто ничего не сделает. Скоро уходить придется.
И ведь возразить нечего. Расстроился я просто жуть как. Так представляете? Меня Калина успокаивать начал. Другой сам от расстройства в запой бы ушел, а этот… Уважаю человека. Он настоящий боец.
Новым фотографом стал муж начальницы. Неожиданный поворот. Хотя он сразу попросился на стажировку к Ник Нику, значит, мужик нормальный и работу потянет.
Художником на трех работах стал парень, приехавший летом на рыбозавод. Заработать толком не смог, загулял на Тайване, потому решил остаться до следующего сезона. Максимка уже работает ночным сторожем летних цехов рыбозавода и бросать не собирается. А что? Сиди себе в сторожке, никому заметённые цеха не нужны. Пришел, печку истопил, чайку заварил и дрыхни до утра, только дровишки подкидывай. В теории, за ночь надо бы пару обходов сделать, но зачем? Кому надо?
Экзамен на сдачу разряда назначили на следующий день. Комиссия сначала погоняла по теории и технике безопасности, но без души, чисто формально. Затем заставили заточить фрезу, разобрать и починить ручную дрель, причем для нее пришлось выточить на токарном станке шайбу. Целый день, однако, провозились со мной уважаемые люди, но экзамен приняли и даже похвалили. Вечером устроил банкет в столовке.
– Вроде не того… – нерешительно попытался отказаться председатель и по совместительству один из архаровцев дяди Васи.
– Не того до подписания результатов экзамена, – пояснил я. – А раз подписано, после трудового дня принять по пятьдесят грамм никто запретить не может.
– По сто, – строго поправил Фёдор Тимофеевич. Выпил он, однако, никак не меньше трёхсот и с банкета домой ушел на своих ногах.
Кроме экзаменаторов и дяди Вити праздновал почти весь состав конторы. Банкет влетел мне в копеечку, зато официально прописался в рабочем классе. Опять же, наш коллектив меня и так за своего считал, а теперь, после официальной прописки, совсем родным стал. Хотя Зинаида Петровна в мою сторону нехорошо и многообещающе поглядывала. И с чего она на меня взъелась?